Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Вспомним еще раз «Чиркова и Берендеева»:

Иначе, боюсь, пойду неверной дорогой!

Возможное недовольство от публикации «сомнительных текстов» купировалось публикацией нужных материалов – идеологически выдержанных, юбилейных и так далее. Оставшееся журнальное пространство «заполняли». И здесь у редакторов отделов появлялось пространство для маневра. Они могли обменяться публикациями с другими дружескими изданиями, напечатать лично им интересных авторов, выдернуть перспективную рукопись из самотека. Как видим, Довлатов формально соответствовал второй и третьей позиции.

Публикация заведомых нешедевров также была необходима. За счет них жила собственно критическая часть критики. Возьмем прозаические публикации «Авроры» начала семидесятых. На них есть критические отклики того времени. Например, в журнале «Юность» в шестом номере за 1973 год мы находим статью «Дебюты „Авроры"». Автор – Владимир Соловьев – супруг Елены Клепиковой. То есть супруга редактирует тексты, а муж беспристрастно оценивает полученный результат. Зачин статьи имеет прямое отношение к Довлатову:

Я начну с того, что прежде всего бросается в глаза: с обилия новых имен прозаиков в «Авроре», и с тех новых «функций», которые выполняют некоторые опытные писатели, вступив на страницы «Авроры».

Соловьев благосклонно отмечает «дебют» Александра Володина и Радия Погодина. Первый «заставляет человека поверить в себя, в свои неиспробованные, непочатые силы». У второго с новыми функциями также все в порядке: «отталкиваясь отложной романтики, приводит к романтике истинной». Немного подумав, осмыслив еще раз повесть Погодина «Мальчик с гусями», критик добирает глубины и расширяет горизонты:

Повесть поднимает вопрос серьезный о связи поколений, об исторической связи времен. Это далеко не простая проблема. Политический и моральный аспект ее, конечно же, важны, но не менее важен ее философский аспект, ибо связь поколений не просто связь людей, пространственная связь, это еще и связь во времени, связь истории…

Тут, соединив, замкнув своим пером времена, Соловьев ощутимо выдыхается и переходит к обзору новых имен. Тех самых – обильных. О которых можно писать без «философского аспекта». Называются имена: Петр Киле, Михаил Мохов, Галина Галахова. Из тех, кто не потерялся во времени: Людмила Петрушевская. О ней Соловьев находит слова, которые бы никто не повторил применительно к творчеству Людмилы Стефановны: «Молодая писательница учит читателя относиться к людям проникновенно и доброжелательно». Мимоходом отмечается, что рассказы «написаны отстраненно, суховато». Куда больших эпитетов удостаиваются две повести Михаила Мохова об учителе в деревенской школе и о журналисте районной газеты:

Обе повести Мохова – удача: и для него и для журнала. Острое проблемное содержание соединено в них с тонкой и интеллигентной интонацией, и все это помножено на талант автора.

Талант.

Я с тайным удовольствием выделяю это прекрасное слово в отдельное предложение и даже в абзац.

Далее критик рассказывает, как он с трепетом читает тексты неизвестных молодых авторов, чтобы использовать в обзорах абзац из одного слова. Абзацем можно наградить Галину Галахову за рассказ «Писатель мира сего – Пиня Глазов», который «написан остроумно, весело и трогательно, в мелодраматическом ключе, сравнительно редком сейчас».

Ну а дальше критик переходит к тому, о чем он предупреждал читателя выше:

Конечно, бывают здесь и, что называется, пустышки, но они неизбежны – процесс отбора, отсева происходит в литературе постоянно.

К таким неудачам журнала Соловьев относит повесть «Провинциальная история» Дмитрия Притулы. Критика не устраивает абсолютно все в повести:

Героям этой истории, врачам и инженерам, уже за тридцать лет, однако уровень их бесконечных разговоров и споров – студенчески-первокурсный. При этом каждый из героев говорит многозначительно, с «думой на лице», и пустословие это на самые высокие темы продолжается со страницы на страницу.

Осуждается и сюжетная линия с изменой, попыткой суицида и смертью одного из персонажей. Особо подчеркивается алкогольный фон повествования:

Весь сюжет протекает под аккомпанемент звона бокалов (или стаканов), у героев уже язык заплетается по этой причине.

Написав о «заплетающемся языке» героев «Провинциальной истории», Соловьев закономерно переходит к языку их создателя. И здесь все нехорошо: отрывисто, краткие фразы, попытки отыскать внешнюю выразительность. В конце текста автор ожидаемо хвалит редакцию за «требовательный и чуткий подход» к современной прозе.