Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

Ведь, прямо, чего ни хватишься в связи с Монгольской империей — ничего нет!

— Знаменитый ямской тракт, аж, до самого Каракорума?

— Ходили там казачки в 16 веке, ни кола, ни двора от него не нашли.

— Сама столица Монгольской империи, Каракорум?

— Ну, при сильно развитой фантазии развалины буддийского монастыря 16 века можно, конечно же, принять за остатки столицы величайшей из империй. Но тяжело… тяжело.

— Чеканка собственной монеты?

— Опять мимо! Монета все больше арабская, персидская, европейская, булгарская, русская. И только те, где разобрать, ну, совсем уже ничего нельзя, нумизматы договорились относить к монгольской чеканке.

И так — за что ни хватись!

— Ну, хорошо, — с болью в сердце согласится недоверчивый читатель. — Допустим монголов в составе иноземного войска и впрямь не было. А татары-то Вам чем не угодили? Ну, пусть будет не татаро-монгольское, а просто татарское иго. Уж факт наличия татар вы оспаривать не собираетесь?

— Нет, не собираюсь. Но тут есть нюанс. Причем нюанс ровно такой же, как в известном и очень-очень неприличном анекдоте. Сейчас объясню какой, и вы непременно со мной согласитесь.

Вот Иван Васильевич Лучицкий исследует генуэзские архивы XIV–XV веков, касающиеся поступления рабов из северного Причерноморья. И что же он находит в генуэзских архивах? В среднем здесь из 25 выставленных на продажу рабов было 20 татар, 1 грек и "4 каких-то пришлых". А по архивам Флоренции и вовсе нечто несообразное. На 259 рабов-татар приходилось 27 греков, 7 русских и 7 турок [321].

В Палермо во второй половине XIV века из 376 рабов, поступивших от крымских генуэзцев, 287 человек или около 76 % (!) были татарами. Во Флоренции чуть позже, в конце XIV в., из 389 проданных рабынь 259 женщин также были татарками [322]. Другой современный автор, С. П. Карпов, подтверждает, что "в тех нечастых случаях, когда в источнике указан этнос рабов, то это почти всегда… мусульмане, то есть татары по преимуществу" [323].

В другой своей работе он приводит более детальную раскладку по этническому составу поступающих с черноморского побережья рабов. Так, в период с 1381 по 1408 г., в Генуе рабы черноморского происхождения составляли примерно 80,7 % от общего числа всех рабов. Но внутри этой группы соотношение очень интересное. Татар — 79,3 %, черкесов — 8,9, абхазов — 1,5, аланов — 0,3, мингрелов — 0,2, русских — 6,7 % [324]. В Тане, центре работорговли на Азовском море, по актам венецианского нотария Бенедетто Бьянко (1359–1363 гг., учтено 209 рабов), татаро-монголы составили 84 %, черкесы — 11 %, аланы — 3 %, русские — 2 %, евреи — 0,5 % [325].

И вот, я интересуюсь спросить. В свете таких данных по черноморской работорговле у кого-нибудь повернется язык что-то сказать о "татаро-монгольском иге"? Когда монголов тут вообще отродясь не бывало. А татары уверенно держат львиную долю рынка работорговли. Но исключительно — в качестве товара. Вот в этом-то и есть нюанс.

Как-то не складывается у меня в голове представление о "татарском владычестве" с данными по черноморской работорговле. Где татары — а со второй половины XIV века они еще к тому же и мусульмане — составляют большую часть живого товара. А все дошедшие до нас "накладные" на живой товар — либо на латыни, либо на итальянском.

Что-то там было не так. И что-то не так с официальной версией "татаро-монгольского ига". Она все больше и больше производит впечатление искусно сконструированного политического мифа.

Кстати, о мифе.

Есть ли признаки, позволяющие более или менее достоверно отнести некоторое повествование к мифу, литературному произведению, сказке, вымыслу? Да, таких признаков немного, но они есть. Одним из ключевых признаков, позволяющих отнести повествование к мифу, литературному вымыслу, является наличие так называемых бродячих сюжетов .

Литературоведы определяют бродячие сюжеты как устойчивые комплексы мотивов, составляющие основу устного или письменного произведения, переходящие из одной страны в другую и меняющие свой художественный облик в зависимости от новой среды своего бытования [326]. Зададимся вопросом: присутствуют ли в повествовании о "монгольской империи" эти самые бродячие сюжеты ?

А ведь присутствуют. Даже если мы уберем в сторону все откровенно сказочные сюжеты типа легенды о рождении Чингис-хана от солнечного луча или мифа о золотом орле, который принес Ясу Чингисхану, а будем строго придерживаться исключительно "исторического знания" о монгольской империи, такие сюжеты обнаружатся. И будут — пусть не прямым, но косвенным — доказательством мифологичности всей "чингизидской истории".