— Подожди, это же дядя нашего Иоганна Альбрехта!
— И не только его, но и покойных кузенов-герцогов. Так что, как видишь, кое-какие права у короля Кристиана имеются.
— Без согласия императора эти права – ничто!
— И именно это согласие ты и привез.
— Согласие императора?
— Ну, Фердинанд покуда не император, и, думается мне, став им может и не вспомнить об обязательствах короля Богемии.
— Но ведь есть наш герцог…
— Он стал русским царем и сменил веру!
— Но у него есть сын.
— Которого вполне можно объявить незаконнорожденным из-за долгой разлуки Иоганна Альбрехта и Катарины, а можно, кстати, и самого Иоганна Альбрехта…
— Шведский король никогда не допустит этого…
— И сцепится с королем датским, вследствие чего ни у того, ни у другого не будет возможности сунуть нос в имперские дела!
— Какое коварство…
— Обычная политика.
— Я смотрю, ты поднаторел в подобных делах! Кстати, как ты меня нашел?
— Тебя узнал капрал Михель Раубе, приглядывавший за Глюком и его прихвостнями. Ты помнишь его?
— Нет.
— А вот Иоганн помнит всех своих солдат, особенно тех с кем начинал. И даже разрешил ему отправиться вместе со мной в герцогство, чтобы найти себе жену. Поэтому Михель внимателен и предан своему господину.
Юный Карл Густав сильно устал, слушая разговор братьев. Он далеко не все понял из услышанного, но память у него была крепкой и самое главное он запомнил. Покинув наблюдательный пост, он быстро добежал до своей комнаты, и, скинув курточку и панталоны, юркнул под одеяло. Нянька обязанная следить за ним и сестрой давно спала, так что его отсутствие осталось незамеченным.
Что бы ни случалось накануне, каждое утро Карла Густава начиналось одинаково. Подъем, умывание, краткая молитва, легкий завтрак и занятия с учителями. Единственное изменение заключалось в том, что теперь он занимался вместе со своим приятелем Петером. Барону фон Гершову удалось убедить принцессу Катарину в том, что ее сыну необходим слуга его возраста. Так что теперь он учился, играл и проказничал в компании принца на законном основании. Впрочем, времени на проказы у них становилось все меньше. Новый воспитатель полагал праздность худшим из грехов и потому день мальчиков был заполнен до предела. Семь свободных искусств сменяло фехтование, после изучения Закона Божьего наступало время танцев, а за грамматикой и риторикой по пятам следовали гимнастика и плавание. Отдельной статьей шло обучение военному делу. Для мушкетов и кавалерийских пистолетов молодые люди были еще слишком субтильны, но процесс зарядки усвоили гораздо тверже, чем "Отче наш". Для рейтарской выездки так же было рановато, однако уверенно держаться в седле их научили.
Все это привело к тому, что Карл Густав так и не успел рассказать своему приятелю о том, что видел минувшим вечером, а затем его позвали на обед. Если за завтраком мальчишки сидели рядом, наперегонки поглощая данную им пищу, то обед за столом герцогини это совсем другое дело. Ее высочество обедали в торжественной обстановке, в компании приближенных.
Несмотря на то, что супруги фон Гершов совсем недавно присоединились к двору Катарины, они быстро заняли весьма важные места в придворной иерархии, заставив подвинуться прежних фаворитов. Регина Аделаида стала статс-дамой и обычно сидела по правую руку от принцессы, вызывая этим лютую зависть у прочих придворных. Место Кароля было рядом с женой, с тем, чтобы герцогине было удобно слушать его рассказы, рассказывать которые он оказался мастером. Напротив него обычно сидели шведские офицеры во главе с недавно вступившим в командование Густавом Горном.
Принаряженные принц и принцесса сидели на отведенных им местах, терпеливо ожидая, когда подадут приборы и демонстрируя отменную благовоспитанность. Вступать без разрешения в разговоры взрослых, им было строжайше запрещено, а потому Карл Густав частенько с тоской думал, что пообедать вместе с Петером в людской было бы куда веселее.
— Как вы находите нашу кухню? — любезно осведомилась Катарина у Регины Аделаиды, как только был утолен первый голод.
— Благодарю вас, ваше высочество, ваш повар настоящий кудесник. Хотя мы настолько отвыкли от цивилизации, что нас трудно считать ценителями.
— Неужели при дворе моего мужа так плохо готовят?
— Сказать по правде, я не могу сказать ничего о кремлевских поварах, поскольку у меня не было возможности оценить их искусство. Ведь в Москве женщины не допускаются на пиры.
Читать дальше