Иван Оченков - Царь [СИ]

— Н-да, ситуация… надо бы как-то намекнуть про это Протасову-то.

— Лучше матери, она, конечно, и так благословления на брак с латинянкой не дала бы, но лишним не будет. А так еще взбрыкнет по молодости лет…

Пока мы так беседовали, появился наш эскулап в забрызганном кровью кожаном фартуке и в сопровождении ученика, тащившего сумку с инструментами. Изобразив поклон в мою сторону, он наклонился над девушкой и, взяв ее за запястье, принялся считать пульс. Затем расстегнув кунтуш и завязки на рубашке, приставил к ее груди ухо и попытался прослушать.

— Говорите, Пьер, что с нашей очаровательной пленницей? — спросил я доктора, когда он закончил осмотр.

— Ничего особенного, сир, обычное переутомление, вызвавшее упадок сил и нервное расстройство крайне негативно сказавшееся на здоровье мадемуазель. Как ни крути, а сражение не самое подобающее зрелище для женских глаз.

— Не могу не согласиться. Кстати, а ты чего так перепачкан, много раненых?

— Немало, сир, но дело не только в этом. К сожалению, многие русские боятся меня больше, чем своих ран. К примеру, один из рейтар вместо того чтобы показаться мне присыпал свою рану землей. Сейчас она распухла, почернела, а сам он то и дело впадает в беспамятство. Но при всем при этом, всячески отказывается от операции и, говоря по совести, я даже немного рад этому.

— Вот как?

— Посудите сами, не дав вовремя оказать себе помощь, он практически обрек себя на смерть и даже если б согласился на нее сейчас, шансов прискорбно мало. А как вы думаете, кого объявят виноватым при летальном исходе?

— Вот сволочь!

— Простите, сир?

— Это я не тебе, Пьер, просто на обучение и экипировку войска ушло совсем немало средств. И каждая потеря чувствительна, а уж такая глупая втройне. Впрочем, судя по крови на твоем фартуке, далеко не все мои солдаты отказались от врачебных услуг.

— Это верно, немецкие драгуны и кирасиры не боятся врачевателей, а глядя на них так поступают и многие русские, например, стрельцы.

— Хорошо, дружище, раз у тебя так много дел, не стану тебя задерживать.

— Счастлив служить вашему величеству, — изящно поклонился О'Конор и вернулся к своим делам.

Пока я беседовал со своим лейб лекарем к нашей дружной компании подошел Пушкарев.

— Чего тут у вас стряслось, православные? — поинтересовался он, с интересом наблюдая за манипуляциями врача.

— Да вот, пленница занемогла, — лениво отозвался Никита.

— Ишь ты, а отчего?

— Да кто же ее ведает, басурманку, должно притомилась в дороге. Едва с седла слезла, болезная, да и повалилась на землю.

— Вернуть бы ее, — неожиданно вмешался Михальский, не обращая внимания на слова товарища. — Только так, чтобы в польском войске даже самый последний пахолик узнал, что Владислав коханку в бою потерял, а его кузен ему ее вернул тут же.

— Зачем это?

— Ну как тебе сказать, — задумался Корнилий. — Для людей благородных это будет выглядеть по-рыцарски. К тому же королевич, потащивший с собой на войну благородную пани, но не сумевший ее сберечь изрядно потеряет в их глазах. Весьма многие будут смеяться над ним…

— Вы о чем тут разговор ведете, господа хорошие? — весело спросил я у своих ближников.

— О бабах, Иван Федорович, — тут же ответил Пушкарев.

— Ух ты, о бабах, это хорошо! О бабах, это я люблю. Ну и до чего договорились?

— Да вот гадаем, какой хворью твоя пленница занедужила.

— О'Конор говорит – утомилась.

— А может она в тягостях? — вдруг выпалил Вельяминов. — Она же при королевиче по этому делу состояла…

— Весьма возможно, — пожал плечами Михальский.

— Что-то рановато, — буркнул Анисим и, стащив с ноги сапог, принялся перематывать портянку.

— Для чего рановато? — не понял Никита. — Она же с Владиславом больше года милуется.

— Вот-вот, при королевиче более года и ничего, а тут раз и уже брюхатая!

— Ты к чему речь ведешь, богохульник?

— Да есть тут у нас один человек божий, — с невинным видом отвечал стрелецкий голова. — Утопленниц оживляет, невинность девам возвращает и от бесплодия тоже пользует.

— Ты на что это намекаешь, сукин сын? — изумился я и повернулся к продолжавшему невозмутимо сидеть Михальскому. — Эй, господин начальник охраны, тут государственный престиж поганят, а тебе, как я посмотрю, и горя мало!

— Ваше величество, — подскочил тот. — Я, конечно, готов провести тщательное расследование, но опасаюсь…

— И чего же ты опасаешься?

— Что слова Анисима подтвердятся!