Тимур Бикбулатов - Веретейская волость

Детей у Федора было трое. Старшая, Лидия, замужем за профессором Иркутского университета Сергеем Игнатьевичем Тимофеевым (вторым браком). От первого брака имеет сына Бориса. Сын Федора, Александр, женат, имеет детей (сколько, не знаю). Выбитый революцией из колеи, не окончив курса в Томском институте, он ведет довольно беспорядочную жизнь, пристрастившись, подобно своему деду (по матери), к алкоголю. Последнее обстоятельство, в связи с компрометирующим политическим прошлым, сделало из него неудачника, то и дело меняющего род занятий. Третья дочь — Мария по окончании гимназии вышла замуж, но, потеряв ребенка, разошлась с мужем и переехала было в Ленинград учиться пению. Она обладала прекрасным голосом, что, при ее красоте и выдающихся сценических дарованиях, сулило ей сценическую карьеру. Но в Ленинграде она прожила всего около месяца и покончила с собой при весьма загадочных обстоятельствах, по всей вероятности, на романтической почве. Все трое детей Федора были вообще отмечены талантливостью незаурядною, но ни у одного из них не хватило характера на то, чтобы должным образом их развить и культивировать.

Старшая моя сестра, Екатерина Геннадьевна (двумя годами старше меня) была отдана отцом в Ярославское епархиальное женское училище, только что открывшееся, и окончила там курс. Среднее систематическое образование среди женщин духовного ведомства было в то время (начало 80-х годов) большою редкостью: на три губернии (Ярославскую, Костромскую и Нижегородскую) имелось всего лишь одно училище, помещавшееся в Ярославле, но туда принимались лишь дети священников. В гимназиях же обучать дочерей могло лишь духовенство Ярославля и Рыбинска, где такие гимназии имелись. Поэтому на отца, пославшего дочь во вновь открытое архиереем Ионафаном училище, большинство окрестного духовенства посмотрело как на выскочку и либерала и создало легенду о его мнимом богатстве («деньги бесятся»). Сестра Катя, девочка крайне скромная и большая рукодельница, училась прекрасно; по окончании курса поступила учительницей в нашу сельскую школу. В 19 лет она вышла замуж за учителя Михаила Павловича Соколова, но через год умерла родами, оставив дочь Шуру, которую выкормила и воспитала бабушка (моя мать). Шура была нашей общей любимицей. Когда я женился, она только окончила курс в веретейском двухклассном училище, и мы с женой взяли ее в Либаву — доучиваться в гимназии. Из Либавы она переехала с нами в Петербург и продолжала учение. Красавица собой, с блестящими способностями, она, к общему нашему горю, умерла в 15-летнем возрасте от порока сердца.

Брат Иван, младше меня на четыре года, по окончании курса Ярославской семинарии, несколько лет учительствовал в сельской школе, а потом, следуя заветному желанию отца, поступил в священники, сначала в селе Тимохово, а потом в селе Зиновьево Пошехонского уезда. Неглупый от природы, он в большей степени, чем другие братья, отличался общим нашим ширяевским недостатком — леностью. К пастырским обязанностям он относился формально, сельским хозяйством совсем не занимался, а увлекался только одним — искусственным языком эсперанто и весь свой досуг употреблял на переписку с заграничными эсперантистами. Он переводил на этот язык русских классиков и составлял на том же языке небольшие рассказы, которые печатал в эсперантских журналах (рассказов этих я не читал). В годы революции он перевел, между прочим, роман Толстого «Анна Каренина». Этот перевод, если не ошибаюсь, остался ненапечатанным. Очень самолюбивый, он держался от нас, братьев, в стороне. Мы, особенно брат Федор и его жена, пытались его «окультурить», пробудить умственные интересы, ввести в общество, но он уклонялся под разными предлогами. Жил он священником очень серо. Своим трем дочерям он не успел дать законченного образования, так как этому помешала революция. Семейная жизнь у него сложилась довольно нелепо: жена, типичная деревенская попадья, к тому же скаредная, дочери, девицы без всякой инициативы, совершенно не приученные ни к какой работе (кроме плетения кружев), до взрослых лет не видавшие людей. Отец — замкнутый, суровый дома, оживлявшийся только в обществе людей, ниже его стоявших, наивно верил в кратковременность революции и умер (в 1933 году), оставив жену и детей совершенно беспомощными. После его смерти дочери пошли в прислуги, одна в Ленинграде, две других в Москву. Только благодаря настойчивости, которую проявили моя жена и дети, старшая — Анастасия устроилась конторщицей на заводе (в Островках, на Неве). Елена живет до сих пор прислугой в Москве (1934 г.), а Клавдия служит сиделкой в вологодской больнице. Мать у них живет в деревне, перебиваясь кое-как изо дня в день.