Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Записки Хейнрици стоят особняком и не вполне встраиваются в известный корпус текстов немецкой «генеральской правды», которые сочинялись в 1950–1970 гг. с учетом послезнания и с идеологически верной расстановкой приоритетов, так что информация о военных преступлениях вермахта замалчивалась, а сами тексты нередко использовались для самооправдания. Иную оптику его дневникам придает вовсе не то, что Хейнрици по своим идеологическим воззрениям или чертам характера существенно отличался от тех же Манштейна или Гудериана; напротив: доработай он свои мемуары, и они, скорее всего, встали бы в общий ряд под броским названием вроде «В двух шагах от Москвы». Особость и ценность писем и дневников Хейнрици в первую очередь в том, что они писались непосредственно в гуще событий и не подвергались последующей до- или переработке. Его записки одинаково далеки и от скучной оперативной истории с пересказом журналов боевых действий, и от однообразных повествований о том, как бравый протагонист раз за разом побивает одним махом всех врагов.

В книге представлены источники трех видов: регулярные письма жене, записи в дневнике, а также такая текстуальная форма, как «отчет семье», в которой анализ текущей военной ситуации сочетается с попыткой предсказать дальнейшее развитие событий и с личными впечатлениями от наблюдаемого вокруг. Письма и отчеты нередко передавались по частным каналам, что позволяло автору не оглядываться на военную цензуру.

Записки пестрят эмоциональными деталями, больше характерными для «окопных» солдат и унтер–офицеров, а не для тех, кто в штабах передвигал соединения по карте. То самодовольные и напыщенные, то грустные и отчаянные, то язвительные и критические размышления о политике, настоящем и будущем перемежаются сиюминутными зарисовками фронтовой действительности, полной военной жестокости, трескучих морозов, невыносимых условий и невыполнимых приказов. Взгляд этот широк — ведь Хейнрици провел всю войну на Восточном фронте, последовательно командуя корпусом, армией, группой армий.

Хейнрици был нацистом и одновременно не был им. Ему не чужды постулаты и ценности Третьего рейха: его воспитала прусская среда, в которой консерватизм был тесно увязан с антипатией к евреям и славянам. После войны он заявлял, что был в оппозиции к режиму, в том числе ссылаясь на свои записи, но они демонстрируют скорее лояльность и повиновение. Отдельные критические пассажи в адрес фюрера и других нацистских бонз не должны вводить с заблуждение: с чрезмерными, с его точки зрения, гонениями на близкую ему по взглядам центристскую оппозицию после прихода нацистов к власти он быстро примиряется, и ламентации сменяются восторженными рассказами о том, как умело новая власть инсценирует свои манифестации и торжества. Да, есть в записях частные оговорки, но в середине 30–х гг. соглашательство и желание найти свое место в новой Германии явно перевешивали в Хейнрици иные, менее прагматичные, побуждения. Тогда он еще восхвалял «гений» Гитлера, хотя позже, уже на Восточном фронте, чаще обиженно критиковал его же упрямство. Однако и эта критика больше похожа на психотерапевтический «выпуск пара»: от настоящего бунта Хейнрици был далек не только на мостовых Берлина, но и на заснеженных просторах Советской России. Вместе с переменами настроения колебались и прогнозы относительно исхода войны: то он твердо верил в победу Германии, то погружался в безысходность, видя неумолимо надвигающийся разгром.

Хейнрици был рассудительным, но послушным орудием нацистского режима и тем самым расширял сферу власти фюрера на восток от Дахау и Треблинки. Он несет частичную ответственность за войну против СССР, так как занимал слишком высокий пост, чтобы после подписания капитуляции просто сказать: «Я лишь выполнял приказ». Он знал о геноциде евреев, но относился к этому с безразличным высокомерием.

Будучи желчным пессимистом со сварливым характером, Хейнрици не был склонен впадать в эйфорию и сохранял относительно реалистичный взгляд на вещи. Одно, впрочем, отличало его от других высокопоставленных немецких военных: сильная склонность к рефлексии — качество редкое, так как этика людей его круга не поощряла подобное. Он позволял себе роскошь иметь собственное мнение по многим политическим и военным вопросам, был наблюдателен и требователен. Как военачальник он обладал харизмой и безусловным талантом, не отсиживался в штабах, а регулярно выезжал на фронт и по праву считался одним из лучших командующих вермахта.