Наш переводчик лейтенант Б[ейтелыппахер], сам украинец из Одессы, с отчаянной энергией сражается с этими партизанами, ведь большевики убили его отца, ликвидировали брата и отправили мать и сестру в Сибирь строить дороги. Снова и снова с полевыми жандармами и тремя преданными ему красноармейцами (крестьянскими детьми) он уходит на задание и никогда не возвращается, не пристрелив или не повесив нескольких разбойников. Но почти всегда эти люди встречают смерть со стоическим хладнокровием. Они никого не выдают и ни о чем не рассказывают. На многочасовых допросах они повторяют лишь: «Я выполнял приказ». 18–летний парень, назвавшийся командиром партизан–кавалеристов, сам накинул на себя петлю, крикнул «Я умираю за коммунизм» и спрыгнул вниз. Мой денщик, который ходил на рыночную площадь смотреть казнь, сказал: «Он буквально жаждал смерти». И таких фанатичных борцов за коммунизм тут множество. Зачастую их можно увидеть болтающимися на веревке в деревнях, но многие другие еще слоняются по округе. Когда я в месте, выбранном для ночлега, приказал похоронить таких повешенных, так как подобный вид из окна хоть и привычен, но нежелателен, население немедленно поснимало с казненных сапоги и тулупы, забрало их себе, а трупы потащило на веревках к могилам. Такова местная действительность. Обычаи и нравы как в Тридцатилетнюю войну. Лишь тот, у кого есть сила, имеет права. Шесть с половиной лет своей жизни я провел на войне, но ничего подобного еще не видел.
Подвоз снабжения к нам всё еще крайне скуден. В нормальное время корпусу раз в два дня приходит железнодорожный состав. За четыре недели к нам пришло два состава. Это значит, что мы живем полностью на местных продуктах. Что касается мяса и муки, пока что все хорошо. Однако хлеб войскам приходится выпекать самим. Овощей и фруктов нет, за исключением белокочанной капусты, которая сейчас, конечно, насквозь промерзла. Картошка постепенно заканчивается. По большей части ее так и не выкопали из промерзшей земли. В районе, в котором мы стоим, мы вскоре съедим всё. Когда недавно ситуация ухудшилась, я смог организовать снабжение для дивизий с помощью самолетов, которые сбросили на парашютах контейнеры с едой. Благодаря этому к нам попала и газета — хотя и старый номер, — в которой военный корреспондент писал: «Наступление столь стремительно несется вперед, что штабы не поспевают за войсками. Вне зависимости от этого снабжение идет как по маслу». Жаль, что у нас масло закончилось несколько недель назад.
Письмо жене, [Грязново] 19 ноября 1941 г.
BArch. N 265/155. Bl. 136f.
[…] Три дня назад наконец–то прибыли меховые вещи, включая и рукавицы на меху с армейского склада. Там же был и шарф. Я наконец–то с избытком утеплился, так что, будь добра, не посылай больше теплые вещи, разве что шерстяные подштанники и 2–3 пары шерстяных носков. Шерстяные подштанники должны быть у тебя; наверное, ты просто забыла их положить. Купи носки. Прилагаю мою карточку на одежду. Не растранжирь ее попусту. Кто знает, не понадобится ли она еще. Возможно, купим подкладку для французских костюмов, если когда–нибудь отпустят в отпуск.
Однако насчет этого я настроен скептично. Пока что никто не может точно сказать, будет ли война вестись дальше или же настанет перерыв. Я очень сомневаюсь, что мы достигнем Москвы этой зимой. Если пойдет снег — а сегодня вечером похоже на то, — то тогда мы тут застрянем.
Если сражения продолжатся, об отпуске нечего и думать. Тогда всё закончится лишь в декабре, а там придется заниматься подготовкой к последующей позиционной войне. Особый вопрос: как добраться домой в зимних условиях? На самолете — а если метель? На машине — а если снежные заносы? По железной дороге? В приложенном отчете прочтешь, как с ней обстоят дела. Так что лучше готовься встречать Рождество без меня. Увы, ничего иного не могу сказать. Я бы очень хотел дать другой ответ. Всех уже тошнит от здешних дел, все хотели бы поехать в отпуск, поскольку конца–края войне не видно. Она будет продолжаться и в следующем году тоже. Россия крепко побита, но не мертва. […]
Если Хартмут отправится на Восточный фронт, обеспечь его теплой одеждой. Здесь не место для детских игр. Ты связала ему шерстяные носки из пряжи, которую я для этого привез из Франции? Конечно же нет — ты не слишком заботлива.
Если нам возвращен налог в сумме 436 марок, то этого не хватит, чтобы заплатить 11 декабря подоходный налог. Он составляет 590 марок! Кроме того, 11 ноября надо было уплатить налог на имущество. Ты заплатила его?
Читать дальше