Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

В здешней войне на все правила тактики можно начхать. Бой идет по такой ширине, которая раньше показалась бы немыслимой; позиции, тянущиеся на километры, приходится удерживать силами рот, в которых по 40 человек, и все эти ребята из–за нынешних условий настолько издерганы и вымотаны, что всё висит на волоске. Повсюду я слышу три жалобы: почему 2–я танковая армия приказала нам атаковать, не удостоверившись, что она сможет помочь нам, а теперь мы понапрасну проливаем кровь (635 человек потерь в 131–й дивизии начиная с 27 ноября, включая заболевших), что недопустимо при наших ограниченных силах? Почему наши парни получают мармелад вместо масла, когда именно жиры столь необходимы? Почему нас, не обеспечив теплой одеждой, заставляют вести зимой бои, требующие от солдат нечеловеческих усилий? Кто–нибудь вообще знает о том, что здесь происходит? Один солдат сказал мне: «В Германии у людей заводятся вши, в Советской России у вшей заводятся люди». А другой на вопрос, что поделывают его вши, ответил: «Двадцать раз в день меняют позиции, господин генерал!»

В 432–м полку в Даниловке, куда я еду вместе с генералом Майер-Б[уердорфом], я встречаю командира полка полковника Петерса [173], прежде всегда бодрого, в сильнейшем возбуждении. Ночью он с трудом отбил русскую атаку. Только что утром его северный батальон под Гарьяново [Курьяново. — О. Б., И. П.] с большим трудом остановил противника. Он дрожит почти всем телом, когда говорит мне, что всё кончено. Еще одна такая атака, и позиции полка будут прорваны. Его люди выбились из сил. Я вижу, что тут нож приставлен к горлу. Я приказываю подвести из резерва корпуса в Даниловку батальон для задействования здесь или под Ладерево. Не успел я сказать об этом, меня чуть не расцеловали. Все лица лучились счастьем. Внутреннее напряжение, которое могло привести к взрыву, было снято. Они радовались как детишки на Рождество.

Еду дальше в полк Дрешера [174]. Реактивные минометы русских били залпами, и наша, и вражеская артиллерия грохотала, атака шла за атакой, командир полка встретил меня почти что со слезами на глазах. Вчера рота покинула свою позицию, он их всех выстроил и спросил, как же вы могли так меня подвести, — а солдаты начали плакать. Мы больше не можем, господин полковник! Он видит, что ядро его полка тает, и говорит, что если ядро исчезнет, то восполнить потери уже не удастся. В отдельных ротах по 19–20 человек — как тут удерживать позиции? А русский бросает в бой новых и новых людей. И тут тоже мольба, просьба, да просто крик о нормальном пайке, прежде всего с жирами, о другом обмундировании, соответствующем здешней погоде, но более всего — о пополнении, чтобы заполнить возникшие бреши. «Наши парни тут в таком состоянии, — сказал полковник Дрешер, — что я не могу исключать того, что кто–нибудь наведет свое оружие на своего же офицера, поскольку, отчаявшись из–за сложившейся ситуации, совсем потеряет голову». Три случая самострела за последние дни у солдат с безупречными доселе характеристиками.

Я рекомендую командиру 131–й дивизии выдвинуть на передовую разведбатальон. Он всячески изворачивается, желая его по возможности сберечь. Но под давлением обстоятельств он всё же решается направить его в распоряжение полка Петерса, которому он наиболее необходим. 210 разведчиков — с отрывом самый крупный по численности батальон на участке всей дивизии.

После посещения полка Брюнинга [175]в Алексине и на постройке моста через Оку из огромных плотов, — Ока здесь 120 метров в ширину и, несмотря на мороз, еще имеет открытый участок в 50 метров ширины, — я заезжаю в Бухторму, где находится на отдыхе рота из полка Дрешера. Как выглядят люди: опустившиеся, неопрятные, немытые, небритые, непричесанные. Исподние рубашки уже не белые, а коричневые от грязи. Никто не может стоять спокойно, все постоянно чешутся и скребутся. Командира роты лейтенанта Хакмайстера на следующий день нашли без сознания. Оказалось, что он был трижды ранен, но не хотел покидать свою роту, пока ранения его совсем не одолели. После наступления темноты я вернулся назад. Общее положение, несомненно, стало менее напряженным. Батальон из резерва корпуса прибыл в полк Петерса в Даниловку, страхи там преодолены. Вечером очень холодно.

На следующий день ожидается визит генерал–полковника Гудериана. Танковая атака под Тулой развивается удачно. Группе Эбербаха [176]– 30 танков — удалось далеко прорваться с запада на восток, взять станцию Ребякино [Ревякино. — Й. X.] и уничтожить ее. Это пробуждает надежды, что Тула всё–таки будет взята. […]