Русский дерется с крайним ожесточением. Из–за его артиллерии мы местами понесли тяжелые потери. Он опоясал себя минными полями. У него появились новые мины — тонкие деревянные коробки 20 сантиметров в длину, 5 сантиметров в высоту и ширину. Их нужно только положить в снег. Они нанесли нам сильный урон. Но худшим для пехоты вновь было часами лежать на голой земле, без защиты, под огнем противника. Земля на метр промерзла. Без возможности двигаться солдаты были вынуждены оставаться на одном месте по 10 часов. Три человека просто замерзли насмерть. Помимо этого, все деревни в округе разрушены, оставшиеся дома изрешечены, представляют собой руины. Сегодня батальон ночевал в четырех избах, лошади остались на улице, снабжение вообще не доходит. Просто неслыханно, что тут претерпевают люди. […]
Запись в дневнике, [Грязново] 30 ноября 1941 г.
BArch. N 265/11
[…] Русских и немцев в их зимней униформе теперь трудно отличить. Немцы попросту носят русские меховые шапки. […]
Ответный удар, декабрь 1941 г. — январь 1942 г.
Последняя перед большим кризисом атака XXXXIII армейского корпуса ознаменовала окончание немецкого наступления на Москву и вместе с этим окончательный крах операции «Барбаросса». Поэтому дневниковые записи Хейнрици о подготовке и проведении этой атаки на периферии всей Восточной кампании воспроизводятся ниже подробно.
Письмо жене, [Грязново] 1 декабря 1941 г.
BArch. N 265/155. Bl. 143f.
На данный момент мы находимся в отчаянном положении. Противник как бешеный атакует наши недавно занятые позиции. Наши ребята крайне измождены. К тому же около -20° и ледяной северный ветер, что гоняет по земле клубы снега. Ситуация как никогда плохая, и мы со страхом ожидаем самых неприятных последствий. Опасность ситуации прежде всего в том, что наши люди находятся на пределе своих сил.
В особом заказном письме я снова переслал тебе мой военный дневник за последние месяцы. Прошу тебя хранить его в надежном месте, как и предыдущие. […]
Севернее Москвы Клюге достиг весьма значительных успехов. Южнее Тулы и там, где стоим мы, Гудериан при недостатке сил пытается добиться еще большего. А страдать должны мы. Мы знаем только одно: постоянно так продолжаться не может. Потери очень велики, нагрузка на солдат нечеловеческая.
Подари мне на Рождество беруши.
Запись в дневнике, [Грязново] 4 декабря 1941 г.
BArch. N 265/11
2 декабря [правильно: 1 декабря. — Й. X.] я, в отличие от всех предыдущих дней, никуда не ездил.
В этот день началось, сперва в небольших масштабах, к вечеру по нарастающей, контрнаступление русских на позиции 131–й дивизии. Они атаковали у Абрютино и Ботни. Русский палил из своих реактивных минометов [171]и колошматил по деревням так, что только треск стоял. Свежие русские соединения в маскхалатах подбирались к нашим позициям. Ледяной северный ветер дул по холмам, гонял снег по равнинам, так что никто не мог ничего увидеть. В эту непогоду наши ребята лежали в своем тонком и непригодном зимнем обмундировании, без богатого жирами пайка — масла у нас нет с незапамятных времен — на замерзшей как бетон земле под вражеским огнем. Подчеркиваю: те же самые солдаты, которые без всякой смены с 26 ноября день и ночь провели в боях.
3 декабря [правильно: 2 декабря. — Й. X.] я немедленно отправился в 131–ю дивизию, настроение в которой было критическим. Уже предыдущим вечером генерал Майер—Буердорф [172]очень взволнованно и, пребывая в нервном возбуждении, говорил о том, что его дивизию «гонят на убой» и что его люди находятся на пределе своих возможностей. Он заявил, что больше не может гарантировать удержание позиций, и затребовал резервы из 31–й дивизии, в чем мне пришлось ему отказать, так как у него самого в тылу еще имелось три батальона и разведбатальон. Но где находились эти подразделения? За 8–10 километров от линии фронта, так как, начиная с восточной опушки леса и далеко в тыл, нельзя было найти места для лагеря.
Наша позиция перед лесом была бы прекрасна летом, но зимой это кошмар, потому что войска негде разместить. В деревнях у линии фронта стоят занимающие передовые позиции пехота и артиллерия с самыми необходимыми грузовиками и орудийными передками. Тут всё настолько битком, что 30 человек рады, если могут втиснуться в одну комнату. Лечь они уже не могут, так что часами стоят, но зато хотя бы в тепле. Помыться, почиститься — это всё невозможно. Всё кишит вшами, мы постоянно чешемся и скребемся. У многих гнойные раны из–за постоянного расчесывания. У других проблемы с мочевым пузырем и кишечником из–за постоянного лежания на холодном полу, и они не могут нормально отдохнуть, поскольку ночью нужда раз за разом заставляет их просыпаться. Невозможно расквартировать резервы так, чтобы они могли быть сразу задействованы. С этим смиряешься и в мыслях надеешься, что если русский и прорвется, то не пройдет глубоко.
Читать дальше