Моя своячиница не знает теперь, какой национальности она будет: русской, французской или голландской?
Письма Дантеса к Пушкину неизвестны.
Ты возьмёшь его, негодяй.
Я хочу теперь посвятить вас во всё.
При этом Пушкин прочитал вслух списанную им самим копию с письма своего к Гекерену (отцу) и отдал её Данзасу. О письме этом сказано выше. (Примечание автора).
Теперь единственное, что я хочу вам сказать, — это то, что если дело не окончится сегодня же, то при первой встрече о Геккереном, отцом или сыном, я плюну им в лицо.
Вот мой секундант. — Вы согласны?
У д’Аршиака с Пушкиным раньше была по случаю этой дуэли переписка (Примечание автора).
Дуэльные условия переданы Данзасом с большой точностью. Он не упомянул только об одном пункте, гласившем, что «после выстрела противникам не дозволяется менять места, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии». Этим, конечно, объясняется требование раненого Пушкина, чтобы Дантес после выстрела не трогался с места (см. стр. 551 [Ориентир: ссылка на прим [556]. — Прим. lenok555 ]). В письменном тексте условий нет пункта относительно возможности объяснений между противниками через секундантов. На следствии Данзас показывал, что «к сим условиям д’Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений между противниками, но он (Данзас), … имея ещё в виду не упускать случая к примирению, предложил, с своей стороны, чтобы в случае малейшей возможности секунданты могли объясниться за них».
Мне это совершенно безразлично, только постарайтесь сделать всё возможно скорее.
Всё ли, наконец, кончено?
Раненый Пушкин упал на шинель Данзаса, окровавленная подкладка хранится у него до сих пор.
Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка.
Подождите, у меня ещё достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.
В письме к П. А. Вяземскому от 6 февраля 1837 г. Данзас сообщал: «Слова Алек. Сергеев., когда он поднялся, опершись левою рукою, были следующие: „Attendez, je me sens de force pour donnez mon coup“» («Дуэль Пушкина с Дантесом. Подлинное военносудное дело 1837 г.», СПб., 1900, стр. 54. Ср. там же в письме д’Аршиака от 1 февраля 1837 г. к Вяземскому, стр. 53).
Я думаю, что я ранен в грудь.
Задлер перед приездом к Пушкину только что успел перевязать рану Дантеса. (Прим. автора.)
Записку эту Арендт взял с собою обратно. (Прим. автора.)
Легенда о письме Николая I к Пушкину создана была друзьями поэта всё с тою же целью посмертной политической реабилитации его.
Даль с этого времени до самой смерти Пушкина оставался в его доме вместе с другими друзьями Пушкина и отлучался только на несколько минут. Пушкин не был коротко знаком с Далем и говорил ему «вы»; в последние минуты начал говорить «ты». У больного Пушкина почти постоянно был и граф Г. А. Строганов. (Прим. автора.)
Выходя она, обрадованная аппетитом мужа, сказала, обращаясь к окружающим: «Вот вы увидите, что он будет жив». (Прим. автора.)
Записка Ивана Тимофеевича Спасского (1795—1859), профессора Медико-хирургической академии и домашнего врача Пушкина, впервые напечатана была в 1859 г. («Библиограф. Записки», 1859, № 18, стр. 555—559). «Предлагаемая статья, — писал в примечании М. Н. Лонгинов, — была написана немедленно после кончины Пушкина бывшим свидетелем последних дней его жизни известным петербургским медиком Иваном Тимофеевичем Спасским (недавно умершим), который тогда же подарил мне с неё список. В статье этой заключаются многие выражения, которые целиком вошли в „Последние минуты Пушкина“, сочинение В. А. Жуковского, для которого они, вероятно, послужили материалом. Хоть в статье И. Т. Спасского найдут немного нового, но, мне кажется, она стоит быть напечатанною как современный рассказ очевидца о смерти Пушкина».
Неоднократно впоследствии перепечатывавшаяся (наиболее точная публикация в названной книге П. Е. Щёголева, стр. 202—204), записка И. Т. Спасского в первые же дни после смерти Пушкина широко распространялась в списках, явившись первым хронологическим повествованием о его последних часах (см. А. С. Поляков, «О смерти Пушкина», П., 1922, стр. 32). Легендарные реплики Пушкина по адресу царя, введённые Спасским в текст своего рассказа, заставляют заподозреть редакторскую руку Жуковского. Но тем не менее рассказ его представляет большой интерес как свидетельство очевидца, будучи к тому же записан под самым свежим впечатлением.
Читать дальше