22 июля 1837 г., когда с момента роковой дуэли прошло уже полгода, Нащокин писал Соболевскому: «Смерть Пушкина для меня уморила всех, я всё забыл, и тебя, и мои дела, и всё… Ты не знаешь, что я потерял с его смертью, и судить не можешь о моей потере. По смерти его я сам растерялся, упал духом, расслаб телом. Я всё время болен… Радикально лечиться я не могу: время нет, денег нет и душевного покоя нет» («Красный Архив», 1928, т. XXIX, стр. 222).
H. Н. Пушкина 6 апреля 1837 г. писала Нащокину: «Простите, что я так запоздала передать вам вещи, которые принадлежали одному из самых преданных вам друзей. Я думаю, что вам приятно будет иметь архалук, который был на нём в день его несчастной дуэли (в этом архалуке Пушкин изображён на известном портрете Мазера. — С. Г. ); присоединяю к нему также часы, которые он носил обыкновенно» («Искусство», 1923, № 1, стр. 326). Кроме этих вещей Нащокин получил ещё бумажник Пушкина с одной из трёх 25-рублевых ассигнаций, составлявших всё достояние поэта в момент смерти (две другие достались П. А. Вяземскому и П. А. Плетнёву), и маску Пушкина. Вследствие своего безалаберного характера он не сохранил почти ничего из этих реликвий.
После смерти Пушкина Наталья Николаевна, исполняя завет мужа — постараться, чтоб о ней забыли, — прожила 1837—1839 гг. безвыездно у старшего брата, Гончарова, а имении «Полотняные Заводы». Замуж H. Н. Пушкина вышла за П. П. Ланского не «четыре года спустя» по смерти Пушкина, а более чем через семь лет, 18 июля 1844 г.
Владимир Иванович Даль (1801—1872), автор «Толкового словаря», с 1832 г. всецело посвятивший себя литературной деятельности (псевдоним: «Казак Луганский»), только трижды встречался с Пушкиным. В 1832 г., издав первую свою книжку «Русские сказки», он в Петербурге через Жуковского познакомился с Пушкиным, с которым не успел коротко сойтись, вскоре после того уехав на службу в Оренбург. В 1833 г., когда Пушкин приехал в Оренбург за пугачёвскими материалами, Даль неотлучно сопутствовал ему все три дня, проведённые там поэтом. А меньше нежели через четыре года, оказавшись в январе 1837 г. в Петербурге, он, врач по профессии, так же неотлучно оставался у одра умирающего Пушкина.
В ближайшие годы после гибели поэта он составил свою известную записку о болезни и смерти Пушкина, которая ещё прежде опубликования (в «Моск. Медицинской Газете», 1860, № 49; перепечатывалась в книге П. Е. Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина») распространялась в списках и была использована Д. Н. Бантыш-Каменским в его биографии Пушкина («Словарь достопамятных людей русской земли», ч. 2, СПб., 1847. Черновик записки Даля опубликован с пояснениями М. А. Цявловского в книге «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина», П., 1924, стр. 108—113). Около того же времени Даль написал свои воспоминания о Пушкине, посвящённые преимущественно их оренбургским встречам, и передал рукопись П. В. Анненкову. Впервые она была опубликована в 1890 г. Л. Н Майковым в «Русском Вестнике» (№ 10), а затем перепечатана в его книге «Пушкин» (СПб., 1899).
В 1839 г., когда Даль, выйдя в отставку, поселился в Москве, некоторые рассказы его о Пушкине записал П. И. Бартенев (они опубликованы М. А. Цявловским в книге «Рассказы о Пушкине», стр. 21—22). И, наконец, вскоре после того Даль ещё последний раз обратился к памяти Пушкина, записав, наряду с личными своими воспоминаниями, и слышанные им рассказы о дуэлях Пушкина. Эту свою записку Даль передал П. И. Бартеневу, использовавшему её в своей статье «Пушкин в южной России». Впервые она опубликована в 1907 г. Н. О. Лернером в «Русской Старине» (№ 10).
Готовясь к работе над «Историей Пугачёва», Пушкин в 1833 г. объехал ряд мест, в своё время охваченных пожаром восстания, посетил Казань, Симбирск и вечером 18 сентября прибыл в Оренбург. 19 сентября он ездил в Берды, а 20-го выехал из Оренбурга в Уральск, где оставался до 23 сентября.
Бердская станица, в которой находилась ставка Пугачёва в течение шестимесячной осады Оренбурга, расположена на реке Сакмаре, в 7 километрах от города. Богатый материал о Бердах, собранный Пушкиным, изложен им в 3-й главе «Истории Пугачёва».
О своей беседе со старой казачкой Бунтовой Пушкин писал 2 октября 1833 г. жене: «В деревне Берде, где Пугачёв простоял 6 месяцев, имел я une buone fortune [счастливую случайность] — нашёл 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от неё не отставал, виноват: и про тебя не подумал». Упомянул её Пушкин и в последнем, не вошедшем в печатный текст примечании к главе IV своей «Истории»: «Уральские казаки, большею частью раскольники (особливо старые люди), доныне привязаны к памяти Пугачёва. Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него мы не жалуемся; он нам зла не делал».
Читать дальше