Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

Вольтер, сам невероятно деятельный, всю жизнь пытался пристроить к какому-нибудь делу своего дорогого Тьерьо, что никак не отвечало желаниям этого лентяя. Он грелся в лучах славы своего друга и беззастенчиво пользовался щедростью богатеев-нуворишей, готовых содержать его ради удовольствия с ним общаться. Изредка он выполнял небольшие поручения. Когда в 1729 году на свет выплыли мемуары герцогини де Монпансье, он занимался их изданием и стал величайшим из современных Вольтеру знатоков его творчества.

Все это время Вольтер трудился над “Генриадой”. Он несомненно надеялся, что поэму, восславляющую короля Франции, прапрадеда царствующего монарха, ждет благосклонный прием при дворе. Если бы Вольтер был безвестным писакой, прозябающим на какой-нибудь мансарде, “Генриаду”, вероятно, оценили бы по достоинству. Но его тираноборческие настроения были хорошо известны властям, и ко всему, что выходило из-под его пера, относились с большим подозрением, в каждой фразе выискивали скрытый смысл. В результате поэму сочли янсенистской. Гугенот адмирал Колиньи был в ней чересчур превознесен, в то время как король изображался простым смертным, а не полубогом. Первым афронтом Вольтеру явился отказ в позволении посвятить “Генриаду” Людовику XV. Хуже того, ему было отказано еще и в “привилегии”, то есть в покровительстве короля изданию. Поэтому, во избежание неприятностей, поэму напечатали в Руане. Четыре тысячи экземпляров были тайно переправлены в Париж и начали ходить по рукам. Еще один неслыханный триумф. У светских дам даже стало считаться хорошим тоном, принимая друзей за “туалетом”, держать на туалетном столике раскрытую “Генриаду”, хотя ученые мужи оценили ее не слишком высоко. Генрих IV, много лет находившийся в забвении, вдруг стал для французов лучшим и лю- бимейшим королем, каким с тех пор неизменно остается. Поэма вызвала высочайшее неудовольствие, но ее не запретили, И то и то было благоприятно для Вольтера: благодаря официальному осуждению он, как водится, приобрел еще большую известность, и вместе с тем мог теперь сколько угодно печатать “Генриаду” без всякой опаски. Но эта история попортила ему много крови. С другой стороны никто не препятствовал постановке его “Мариамны” в Комеди франсез. Пьеса провалилась, и, увидев ее на подмостках, Вольтер понял, что это было неизбежно.

Его звезда продолжала восходить. В тридцать лет молодой Аруэ стал знаменитым господином де Вольтером, величайшим из живущих французских писателей. Его любовным победам не было числа, хотя лишь роман с мадам де Верньер нельзя назвать пустяковой интрижкой. Связь всегда разрывал он, и женщины устраивали ему сцены ревности. После смерти регента в 1723 году Францией стал править герцог Бурбон, чья любовница, мадам де При, была очень расположена к Вольтеру. Она ввела его в Версаль, где он был принят весьма любезно. Молодая королева, Мария Лещинская, сказала ему, что плакала над его “Мариамной” и смеялась над “Болтуном”. Она называла его “мой бедный Вольтер” и назначила ему пенсию. Влияние Вольтера казалось безграничным, и в 1725 году он им воспользовался.

Один его собрат по перу, аббат Дефонтен, был арестован и отправлен в тюрьму для уголовников Бисетр за совращение маленьких трубочистов. Вольтер ехидничал, что аббат, увидев мальчишек с завязанными глазами и железными палками, верно, принял их за Купидонов. В те дни за педерастию карали жестоко — сожжением на костре на Гревской площади под стенами ратуши. Дефонтен перетрухнул не на шутку и принялся закидывать всех своих друзей отчаянными письмами, умоляя о помощи. Никто и пальцем не шевельнул, кроме Вольтера. Больной, он поднялся с постели и кинулся в Фонтенбло, где находился тогда двор. Нажав на все рычаги, Вольтер спас Дефонтена от мучительной смерти. Дело было прекращено, и аббата выпустили на свободу. Тьерьо, когда-то познакомивший двух литераторов, теперь поспособствовал тому, чтобы они сделались заклятыми врагами. Дефонтен, едва выйдя из Би- сетра, написал на Вольтера гнусный пасквиль. Он показал его Тьерьо, который сначала поступил разумно, бросив пасквиль в огонь, но потом не утерпел и рассказал о нем Вольтеру, чем только навредил всем, кого это касалось. Вольтер был глубоко уязвлен неблагодарностью аббата и возненавидел его.

Здоровье Вольтера стало значительно лучше, чем в ранней молодости. Счастье и успех излечили его от нервных несварений, которыми он особенно мучился. Вольтер научился понимать собственное тело, бывшее для него источником неиссякаемого интереса. Он знал, что оно нуждается в отдыхе, регулярных упражнениях и продуманной диете. Его мысли о здоровье были не просто разумными, они далеко опережали свое время. Причину большинства болезней Вольтер видел в переедании. “Искусные повара — убийцы, они травят целые семьи своими рагу и закусками”. Заболев, он ложился в постель и голодал. С врачами Вольтер не враждовал, считая, что советами трезвомыслящего доктора никогда нельзя пренебрегать, но смеялся над всеми медицинскими предрассудками. Он потешался над убеждением, что звери здоровее, чем люди. Долголетие оленей и ворон вошло в поговорку, но пусть ему покажут оленя или ворону, которые прожили столько же, сколько маркиз де Сент-Олэр (почти сто лет). В 1723 году Вольтер оправился от тяжелейшей оспы, унесшей треть населения Парижа. Он говорил, что обязан своим излечением восьми рвотным и двумстам пинтам лимонада. Возможно, он слишком любил жизнь, чтобы умереть. Но в его благополучном, деятельном существовании вскоре произошел неприятный сбой.