Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

С десяти лет, когда он впервые вошел в Луи ле Гран с воспитателем и слугой, Вольтер начал тянуться к высшему обществу. В двадцать один он стал его баловнем. Он обладал всеми необходимыми для этого качествами, кроме происхождения. У него была подкупающая внешность, насмешливый, дерзкий, пытливый взгляд, искрящиеся черные глаза, вздернутый нос, изящная маленькая фигура. С иголочки одетый, он походил на существо из переливчатого стекла. И речь его соответствовала его виду: насмешливая, дерзкая, пытливая, искрящаяся, изящная и тонкая. Он был величайшим забавником своего столетия, и вся история не знала ему подобного. Герцоги и герцогини, маршалы Франции, министры и принцы голубых кровей нарасхват приглашали клерка адвоката на свои званые ужины и приемы в загородных резиденциях. Только церковь стояла в стороне. Ходили слухи, будто дерзость молодого Аруэ распространяется даже на священные материи. Кардинал Флери, знавший и любивший его, и отцы Луи ле Гран единодушно сетовали, что такой великолепный материал испорчен. Бедный Аруэ-старший считал точно так же. Ему казалось, что сын занимается лишь тем, что повесничает с приятелями, которые старше его, гораздо выше по положению и только сбивают молодого человека с пути. Что же до стихов, которые бездельник строчил с утра до ночи, они не приносили денег и навлекали одни неприятности. Вольтер часто повторял, что те, кто увековечили свои имена в литературе и искусстве, обычно пробивались к славе против воли родителей.

Первым произведением, за которое Вольтеру пришлось серьезно поплатиться, была сатирическая поэма “Трясина”, высмеивавшая баснописца де Ламота Удара. Тот присудил поэтическую премию, которой добивался сам Вольтер, кому-то другому. Вокруг “Трясины” в Париже была поднята такая шумиха, что автор счел разумным на время исчезнуть. Тогда богатый маркиз де Сент-Анж, старый бюрократ-царедворец, дал ему приют в своем загородном доме близ Фонтенбло. Он был дядей двух друзей Вольтера, братьев д’Аржансо- нов. Вольтер провел с ним несколько месяцев, не прошедших для него без пользы. Маркиз де Сент-Анж, занимая важные государственные посты, всю свою жизнь ходил по лабиринтам Версаля. Он был очевидцем длинного правления, близившегося к концу (шел 1714 год), и знал очень много о правлениях Генриха IV и Людовика XIII от своего отца, друга кардинала де Реца.Он любил рассказывать о былых временах, а Вольтер любил слушать. Мысль писать историю возникла у него в Сент-Анже и именно там он начал свою “Генриаду”, эпическую поэму о Генрихе IV, принесшую ему славу и состояние.

Недоразумения Вольтера с властями почти всегда имели одну и ту же подоплеку. Он писал пьесу, эссе, стихотворение или письмо, где изливал яд на какую- нибудь ветвь существующей власти, либо церковной, либо государственной. Вольтер понимал, чем рискует. Поэт Жан Батист Руссо с 1707 года находился в ссылке за клевету. Почти всем писателям с мало-мальски незаурядными идеями приходилось время от времени остужать свой пыл за решеткой. Вольтер, постоянно дразня правительство, заходил дальше, чем большинство его современников. Нетерпимость к глупости и предрассудкам, ненависть к жестокости, дар насмешника и желание привлечь читателей, слившись воедино, делали его безрассудным без меры. Он упивался своими творениями, особенно теми, над которыми работал, и горел желанием увидеть, какое впечатление они произведут на друзей. Он не мог устоять перед соблазном читать их вслух то тому, то другому, строго по секрету. Друзья, особенно этим грешил Тьерьо, не могли в свою очередь устоять перед соблазном посплетничать о последнем шедевре Вольтера, цитируя его как бог на душу положит. Вольтер разражался яростными тирадами, но похвала заменяла ему воздух, и его гнев был напускным.

Мысли людей уже стали в то время ценным товаром, и издатели настораживались: создается книга, которая пойдет нарасхват. Потом начиналась неразбериха с украденными рукописями и изданиями вопреки воле автора. Вскоре из-под полы уже продавались экземпляры с уймой ошибок, а иногда и с целыми главами, дописанными чужой рукой. Сам ли Вольтер подстраивал, чтобы у него “крали” рукописи? Истории всегда были настолько запутанными, что даже близкие друзья ничего не могли понять. Когда произведение прочитывалось всеми влиятельными лицами и доходило до их ума, в дело вступала полиция. В зависимости от того, какой в нем усматривался вред, оно конфисковалось или прилюдно сжигалось палачом. Издателю делалось предупреждение, его штрафовали или отправляли в тюрьму. Подписывался королевский указ о заточении анонимного автора без суда и следствия — lettre de cachet. Вольтер все больше нервничал и все больше лгал. “Как только возникнет малейшая опасность, — писал он в одном из подобных случаев д’Аламберу, — умоляю предупредить меня, чтобы я со свойственной мне прямотой и невинностью мог отречься от этого сочинения”, и еще: “Меня пугает не ссылка, а то, что такие скверные стихи будут приписываться мне”. Он укрывался в загородном доме какого-нибудь могущественного принца или герцога, куда полиция не решилась бы сунуть нос без соответствующего предупреждения. Спустя некоторое время, в основном благодаря усилиям друзей Вольтера при дворе (Ришелье, братьев д’Аржансонов, позднее мадам де Помпадур, побуждаемой верным д’Аржанталем), дело заминалось. Он тихо возвращался в Париж и усаживался писать очередную сатиру на власть.