Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

Хотя от болезни, имевшей такие же симптомы, как у принцев, в Париже умерло пять сотен человек и не­сколько в Версале, ходили упорные слухи об отравле­нии. Мадам, неизменно связывавшая любую смерть с отравлением, пострадала на этот раз от собственного оружия, ибо виновником трагедий называли герцога Ор­леанского, якобы желавшего возвести на трон герцоги­ню Беррийскую. При дворе считали, что у него с ней была кровосмесительная любовная связь. Безусловно, он любил ее больше всех на свете, и нежные отношения отца к дочери вызывали у герцогини Орлеанской и гер­цога Беррийского яростные приступы ревности. Можно предположить, что герцогиня Беррийская, жалкое и су­масбродное создание, могла решиться на такое преступ­ление, но ее отец - никогда. Недоверие короля к герцот гу Орлеанскому пытался возбудить старик Фагон, вероятно, для того, чтобы скрыть собственную неком­петентность. Большей подлости он совершить не мог. Результат его действий — отец, мать и сын, отправлен­ные в Сен-Дени в одном катафалке, - говорил сам за себя и был слишком уж удручающ даже для тех дней. Но Людовик, хотя и недолюбливал своего племянника и зятя, слишком хорошо его знал, чтобы усомниться в невиновности герцога. Как много лет назад, когда он выступил защитником Мсье, обвиняемого в аналогич­ном преступлении, он встал на защиту герцога Орлеан­ского. Тела усопших, согласно обычному жуткому цере­мониалу, вскрыли, и присутствовавший на вскрытии хирург Марешаль объявил, что следов яда нет.

Никто не ожидал, что маленький новоиспеченный дофин протянет долго. Он был исключительно худосоч­ным ребенком, но когда вырос, то окреп и на здоровье не жаловался. Другой престолонаследник, Филипп V, должен был сделать выбор между Францией и Испани­ей, и после длительных раздумий выбрал Испанию. Но Франция осталась его любовью на всю жизнь, и он ни­когда не переставал по ней тосковать. Итак, будущим регентом и, возможно, королем предстояло стать гер­цогу Беррийскому, так и не получившему достойного образования. С Людовиком XIV у него нс было ничего общего, к тому же дед едва переваривал супругу внука. Но молодая чета потрудилась над собой на славу. Герцог Бсррийский начал посещать Советы. Отсутствие глубо­кого ума компенсировалось его неотразимым обаяни­ем, и при дворе не было человека, его не любившего. Новая дофина содержала двор, заняв место Марии Аде­лаиды, и искренне старалась быть ее достойной. В 1713 году она забеременела. В семь месяцев у нее ото­шли воды, и три дня спустя после изнурительных родов на свет появился мальчик, живой. Ментенон рассказы­вает, что все, кто виделся с герцогиней Беррийской, говорили ей, что сами родились семимесячными и зна­ют сотни здоровых людей, появившихся на свет через три дня после того, как у их матерей отошли воды. Но младенец умер.

Отныне Людовик XIV постоянно пребывал в печа­ли. Чтобы как-то ее развеять, госпожа Ментенон реши­ла вернуть в его узкий круг двух старых и давно забытых друзей: Мадам и маршала Вильруа. Мадам, происходив­шая по двум линиям от Вильгельма Молчаливого, была известной болтушкой и нередко умудрялась вызвать на лице Людовика улыбку. Вильруа воспитывался вместе с королем и тоже имел веселый характер. (Маршал про­играл множество сражений на своем веку. Придворные ' над ним подшучивали, говоря, что он неотразим для женщин, но не для врага.) Троица часто предавалась воспоминаниям о давно минувших днях и старалась по­забыть о страшном настоящем. Король бросил попытки развлекать и ублажать придворных, находя им занятия. Вечеринки больше не устраивались; железная дисцип­лина жесткого почасового расписания ослабла. В своих письмах Мадам и госпожа Ментенон в один голос жа­ловались, что двор больше не двор. «У нас более нет двора. Мадам чувствует себя неважно и хандрит; у ма­дам герцогини Беррийской все еще держится темпера­тура; мадам герцогиня Орлеанская постоянно хворает; мадам Герцогиня все время скулит и напрашивается на милости; мадам принцесса Конти пребывает в лености и почти не выходит из своей комнаты, похоже, ей не­здоровится, и она больше не заботится о своей элеган­тности; других членов королевской семьи в Версале нет; короче говоря, ничего хорошего я Вам не скажу, кроме того, что у короля отменное здоровье и присутствие духа». Теперь, когда в Версале обитали одни старики, он пе­рестал быть модным, и модники сбежали в Париж, по­грязший в удовольствиях и пороке. Принцесса Конти, граф Тулузский и герцог д’Антен купили себе в Пари­же дома, что раньше было бы просто невозможно. Те­перь это стало веянием нового времени.