Сергей Сорочан - Ромейское царство [Часть 2]

Такой церковный авторитет как святитель Иоанн Хрисостом был непримиримейшим и последовательным противником зрелищ, которые отвлекали внимание верующих от Церкви, вредили обществу, перевозбуждали и разжигали растлевающие, низменные чувства, производили возмущения и мятежи, «…потому что преданное праздности и воспитываемое в таких пороках юношество делается свирепее всякого зверя». Он же убеждал в проповедях, что с пустословного языка мима говорит сатана и что театр это место распутства, вертеп разбойников, школа прелюбодеяния, печь, разжигающая помыслы, а сами театральные представления — диавольский праздник. В Житии Нифонта Константианского, который всячески убеждал людей не слушать музыку, сказано, что он видел духовным взором как монета, брошенная музыканту, падает не в его кошель, а прямо в казну диавола.

В соответствии с этими установками стали вести себя и светские власти. Уже в VI в. появились предписания, грозившие наказанием за заключение браков между мимами и обыкновенными гражданами. Даже в языке изменилось смысловое, семантическое значение слова ипокритис — актер, которое теперь понималось как «лицемер», драматопойя — драматургия стала эквивалентна слову «интрига», а глагол «играть» — выступать в виде «притворяться», «вводить в заблуждение». Недаром в византийской литературе неизменным спутником мима представала проститутка, а в языке ромеев слова «мим», «танцовщица», «актриса» и «публичная женщина», «блудница» являлись по сути дела синонимами. Как бы в подтверждение этому актрисы носили укороченные хитоны с большим вырезом, а их «непристойные выражения сопровождались не менее непристойными жестами». Актеры получали любовь толпы, но в то же время на суде свидетельства мима, скиника не учитывались, что говорит само за себя.

Впрочем, это не мешало христианнейшему императору ромеев, богобоязненному Юстиниану I (527–565 гг.), после смерти причисленному к лику святых, организовывать публичные игры, которые императорский закон называл театралиями. В обществе были и защитники мимов, как, например, пламенный палестинский ритор Хорикий из Газа, который доказывал, что смех, юмор отличает душевное от животного. Слово евтропел — изворотливый шут, глупый, невоспитанный дурачок, как и слово евтрапелия — остроумие, юмор воспринимались в светском обществе неоднозначно и, похоже, для многих ромеев все же оставались желанным качеством. К слову, в VII в. в Газа продолжала существовать вполне востребованная школа мимов, которая поставляла кадры в столицу и другие города Ромейского царства. Примечательно, что несмотря ни на что, их представления пользовались популярностью не только среди обыкновенных лаиков-мирян, но и среди монахов и священнослужителей.

Иногда мимическое проявлялось как юродство , личина притворного безумия, что вообще было свойственно ромейскому обществу. Театр вообще постарались христианизировать, уже с 80-х гг. VI в. вводя в обиход театрализованные панигирии — всенародные игрища, которые приурочивали к большим церковным праздникам.

Кульминацией враждебного отношения Церкви к театру стали решения прошедшего в столице в 691–692 гг. Трулльского Вселенского синода, который, наряду с иными вольностями, попытался запретить мимические представления и танцы, шутовские процессии, карнавалы, маскарады, ношение масок и вообще любое юродство. Этот Собор из 311 епископов принял 112 правил, дополнявших решения предыдущих, Пятого и Шестого константинопольских соборов 553 и 680–681 гг., и поэтому получил необычное название Пято-Шестого. Правивший тогда Юстиниан II, при всех его человеческих недостатках, раздражительности, деспотизме, был благочестивым, глубоко верующим человеком и стремился укрепить христианскую дисциплину, нравственность и этику. Поэтому Собор категорически осудил любые игры и актеров, празднование давних языческих праздников, воспретил петь гимн Дионису во время сбора винограда, встречать появление нового месяца, устраивать театральные представления или даже только присутствовать на них, хотя бы это делали учащиеся константинопольской высшей школы.

Однако уже со второй трети VIII в. положение переменилось и василевсы-иконоборцы стали открыто покровительствовать театру, видя в нем орудие политической борьбы с противниками, иконопочитателями. Особенно популярными тогда стали гротескные, сатирические сцены, клоунады, едко осмеивавшие «мраконосителей» — монахов и монахинь. Даже сама церковная служба в это и последующее время испытала влияние пантомимы. Некоторые императоры, такие как любитель выпить, кутила Михаил III (842–867 гг.), не только одобряли карнавальный характер увеселений, но и сами принимали в них участие, по сути дела, пошло юродствовали, иногда довольно зло и нескромно. В целом же, отношение к византийским мимам становилось все более терпимым и постепенно, несмотря на сопротивление Церкви, они превратились в неотъемлемый элемент ромейской культуры.