Тем более невозможно было остановить развитие театрализованных панигирий к церковным праздникам. Сами василевсы, и не только из числа иконоборцев, покровительствовавших театру, но и последующие императоры, такие как Лев VI (886–912 гг.) и его сын, Константин VII Багрянородный (913–959 гг.) увеличивали число панигирий, сочиняли для них музыкальные композиции и гомилии, и даже ввели в употребление сценическую площадку-орхестру в столичном храме Св. Софии, то есть внутри самой церкви. Видимо, не зря Патриарх Фотий как ревнитель благочестия называл причиной разорительного набега росов на Константинополь летом 860 г. Божию кару за принятие Церковью сцены. Так, в Великий четверг на Пасху с умилением разыгрывали омовение ног апостолов, а затем показывали Воскресение Христа и его явление ученикам. Подобные сюжеты театрализовывались во время праздника Преображения Иисуса Христа и в ходе продолжительной панигирии на Успение Богородицы, что, как и Преображение, тоже происходило в августе. В день памяти Пророка Илии в Айя Софии представляли взятие Пророка на Небеса. В неделю «Святых Отец» («Святых Праотцев») с замиранием созерцали «Пещное действо» — чудесное спасение трех библейских отроков из огненной печи. Однако, несмотря на то, что все это содействовало популяризации христианских догматов, преподнося их во впечатляющей, образной и общепонятной форме, собственно литургическая драма на сюжеты из Библии или Житий святых, то есть то, что в западной Европе называли в XIV–XV вв. мистериями и мираклями , так и не стала популярной в Византии. Тем более не возник в ней некий «литургический» или «священный» театр, как считают некоторые исследователи византийской культуры. Напротив, можно согласиться с теми из них, которые полагают, что византийская литургия, используя только полезное, «избежала крайностей тотального слияния богослужения и драмы, имевшего место на средневековом Западе». При всех неоднозначностях восприятия, о которых мы упомянули выше, серьезные ученые авторитеты, такие как Михаил Пселл, не одобряли юмор-евтрапелию в любом виде. Они советовали соблюдать осторожность в шутках, а по вопросам вероисповедания запрещали шутить вообще, разделяя, в данном случае церковные проклятия в адрес тех, кого называли евтрапелами-шутами.
Так или иначе Ромейское царство не стала в полной мере правопреемницей классического античного театра и, самое главное, все существовавшие в ней специфические театральные формы — литургическая драма, церемониальные постановки — «театр власти», литературный и народный театры не объединились в единое театральное пространство. Пожалуй, единственной, очень важной объединяющей чертой этих театрализованных представлений явилась лишь идея передачи господствующей идеологии драматическим средствами, вполне доступными для понимания самыми широкими массами ромеев.
* * *
Византийские аристократы, дабы отличиться от толпы, считали наиболее достойными занятиями и одновременно полезными развлечениями не «лицедейские игрища», а воинские упражнения и охоту. Правда, для василевсов занятие охотой долгое время не приветствовалось, интерес к охоте приписывали «дурным» императорам, проводившим время в праздности. По этой же причине пытались скрыть истинную причину скандальной смерти 24-летнего василевса Романа, сына Константина Багрянородного, умершего в 963 г. после непродолжительной болезни, поскольку болезнь эта приключилась от раны, полученной на охоте в середине Великого поста, когда охота строго запрещалась, а азартный, с детства охочий до жизненных удовольствий Роман греховно пренебрег запретом.
Но к XI в ситуация стала меняться даже при дворе. Мануил Комнин (1143–1180 гг.) уже так увлекался царской охотой, что перенес свою резиденцию из Большого дворца на окраину, поближе к оборонительным стенам, чтобы не приходилось каждый раз скакать через весь город. На мозаичных полах светских зданий, как и на миниатюрах манускриптов, даже на фресках некоторых церквей, сцены охоты являлись одним из самых распространенных мотивов. Крупные собственники, родовитая знать тешились охотой на хищных птиц — соколов, коршунов, ястребов, орлов, кречетов, сапсанов. Как правило, верхом, они при помощи гончих собак или ищеек загоняли зайцев, лис, оленей, ланей, газелей, козлов, кабанов, а случалось, и медведей. Для их травли служили собаки с тонким нюхом и крупных индийских пород, а иногда даже прирученные гепарды или леопарды, которых созывали протяжными звуками костяных охотничьих рогов. В особой моде была охота с помощью прирученного ястреба или сокола, о чем писали подробнейшие наставления, трактаты, включая советы по лечению охотничьих птиц, — богато иллюстрированные миниатюрами книги, кстати, очень ценившиеся среди государей и рыцарей западной Европы. Наиболее ценились соколы, поставляемые из Авасгии , с Кавказа. За организацию ястребиной и соколиной охоты для царя отвечал протиеракарис , чьей титул почитался весьма высоко. К ногам обученной ловчей птицы привязывали колокольчик, и сокольничий нес ее на левой руке, одетой для защиты в длинную, до локтя кожаную перчатку. Вообще, любой профессиональный охотник был хорошо экипирован, носил короткую тунику и островерхую шапку, обязательно имел при себе копье, лук, кнут, топорик и сеть.
Читать дальше