Норберт Элиас - Придворное общество

Назовем, по крайней мере, одну линию истолкования: от описания людей у Сен-Симона прямая линия ведет — в том числе через Бальзака, Флобера, Мопассана — к Марселю Прусту, для которого «хорошее общество» также было одновременно жизненным пространством, сферой наблюдения и материалом описаний.

St. Simon , Memoires, Bd. 18, Кар. 106, S. 11 ff.

Иными словами, он касается вначале такого пункта, в котором на карту поставлены собственные интересы дофина.

Сен-Симон показывает дофину, что его собственным интересам и интересам той касты, к которой принадлежит сам герцог, угрожает один и тот же противник

Насколько типичен такой образ действий, мы видим, например, когда читаем следующую рекомендацию Грасиана в его «Карманном оракуле»: «Уверенность благоразумия состоит во внутренней умеренности. Ловушки, которых надо остерегаться, состоят в том, что люди нередко противоречат для того, чтобы вынудить человека объясниться, и бросаются острыми словечками для того, чтобы заставить разгорячиться» (цит. по французскому переводу de la Houssaie, Paris 1691, S. 217 (Максима 179)).

Максима 117 (в переводе Amelot de la Houssaie. S. 143).

См. обо всем этом Gracian, ааО. Maxime XIV, La chose et la maniere. «Вовсе не суть вещей, но обстоятельства играют решающую роль. Плохая манера все портит, она обесценивает даже сами справедливость и разум. Напротив, хорошая манера всему служит украшением и позолотой, она смягчает то, что в реальности слишком остро, убавляет морщин у слишком старого. „Как“ особенно важно для стольких вещей… Ничего не значат великое усердие министра, доблесть офицера, ученость образованного человека, мощь принца, если все эти достоинства не сопровождаются этой важнейшей формальностью. Но нигде употребление хороших манер не является столь важным, как в правлении государей. Для них это прекрасное средство преуспеть в том чтобы быть более гуманными, чем деспотичными. То, что властитель заставляет свое величие склоняться перед человеческими норма ми, обязывает любить его вдвое сильнее». В переводе Amelot de la Houssaic, S 14.

См. об этом также вышеприведенную цитату из La Bruyere , S. 122.

Нужно только сравнить, скажем, Гете допридворной поры с придворным Гете, чтобы яснее увидеть эти взаимосвязи. Впрочем, не следует забывать, что Веймар был очень маленьким, в некоторых отношениях почти буржуазным двором.

Иными словами, будучи преобразовано в таком роде, оно во многих случаях составило существенный элемент той своеобразной формы жизни, которую — и совершенно напрасно только в пренебрежительном смысле — обозначают обыкновенно понятием «кич».

В наиболее развитых индустриальных обществах профессиональное время медленно сокращается, а частное время увеличивается. Может быть, еще слишком рано исследовать, какое влияние имеет или будет иметь это смещение, если и далее пойдет в том же направлении, на облик человека вообще и на образование совести в частности. Предварительную работу к теории занятий в свободное время мы находим в Elias N. и Dunning E. The Quest for Excitement in Leisure, см. Dunmng E. , The Sociology of Sport, A Reader. London. Cass. 1968 S. 64.

На католическую природу этой позиции указано здесь лишь мимоходом, поскольку в контексте этой работы не могли быть затронуты отношения между придворным и церковным ритуалом.

Jurien , Soupirs de la France esclave, 1691.

St. Simon , Memoiren, übers. v. Ferdinand Lotheisen, Berlin und Stuttgart Bd II, S. 84.

St. Simon , Memoiren, Bd. 18, Кар. 360, Bd. 2.

Из многих примеров, описывающих положение министров и являющихся одновременно подтверждением тому, сколь тщательно продумывалось и соблюдалось положение каждого человека во власти, приведем следующие описания ( St. Simon. Memoires. Bd. XIII, Кар. 234, S 111.). Следует обратить внимание также на то, что важное в этой связи понятие «credit» используется здесь как выражение, обозначающее ценность человека при дворе. Сен-Симон описывает борьбу придворных клик против Шамийара, одного из министров короля. «Шамийар никогда не потворствовал монсеньору. Принц, робкий и застенчивый, находился под давлением „jaloux a l’exces“ своего отца и не пользовался у него ни малейшим доверием. Шамийар не шел навстречу пожеланиям монсеньора. Он ошибочно полагал, что если за него король и мадам Ментенон, то ему больше не нужны никакие другие опоры. Принимая во внимание их отношения с монсеньором, он боялся навредить себе, сделав в угоду монсеньору какую-то мелочь, известие о чем, если оно достигнет короля и его фаворитки, могло дать им повод для подозрений в том, что Шамийар хочет сблизиться с монсеньором». Министр, опираясь на короля и мадам Ментенон, полагал, что ему нет надобности «менажировать» наследника престола («menage» — типичное непереводимое придворное слово!), тем более что король «jaloux a l’exces» не очень любил, когда кто-то пытался добиться расположения наследника престола