Сара Камерон - Голодная степь - Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Конфискационная кампания вкупе с призывом казахов на военную службу привела к сокращению числа мужчин в ауле. В байстве обвиняли почти исключительно мужчин, и в отсутствие мужей (или бывших мужей) многие женщины стали играть важнейшую роль в попытках защитить баев 450 450 По оценке Сауле Жакишевой, примерно 94% выявленных баев были мужчины: Жакишева С . А. Баи-«полуфеодалы» в Казахстане на рубеже 20–30-х годов XX в.: историко-источниковедческий анализ проблемы. Дис. … канд. ист. наук / Институт истории и этнологии им. Ч.Ч. Валиханова. Алматы, 1996. С. 179. О горстке женщин, арестованных как баи, отыскать информацию трудно. Юлия Каймулина, отнесенная к баям, подавала прошение властям о своем освобождении. См.: АПРК. Ф. 719. Оп. 5. Д. 45. Л. 1 (9 декабря 1929 г.). О призыве в армию см.: Pianciola N . Famine in the Steppe. P. 147. . Шаяхметов, переживший голод, вспоминает, что залы судебных заседаний были заполнены ответчицами-женщинами, в числе которых была и его мать, вызванная в суд по обвинению, что ее муж является баем. Подобно другим ответчицам, его мать после фиктивного суда приговорили к двухлетнему домашнему аресту 451 451 Shayakhmetov М. The Silent Steppe. P. 59–60. . В ситуации, когда многие взрослые мужчины-казахи оказались под арестом или в изгнании, женщины часто оставались единственными, кто документировал полнейший ужас, воцарившийся в республике осенью 1928 года. В прошении, отправленном в Москву, Зейнеб Маметова (Зейнеп Мәметова) просила освободить ее мужа, бывшего члена Алаш-Орды, советского чиновника и одноклассника Ураза Джандосова. Она описала, как происходила экспроприация имущества другого человека, Садыка Жердектабканова, жившего в одном с ними районе. «Члены комиссии раздевали последнего почти догола. Завязывали ему рот и приставляли револьвер к груди, требуя рассказать, где еще имеется у него скот, спрятанное добро и т.д.». Когда стало ясно, что скота у него после конфискации не осталось, они исхлестали его голую спину до крови. Беременная жена Жердектабканова, увидевшая лужи крови, умерла от сердечного приступа 452 452 ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 141. Д. 305. Л. 15 об. (Прошение Зейнеб Маметовой помощнику прокурора республики, 31 января 1929 г.). В папке указано, что приговор мужу Маметовой был утвержден. .

Архивы полны писем протеста, которые писали Сталину, членам ЦИК РСФСР и республиканским чиновникам люди, арестованные в качестве баев, или их родственники. Неясно, достигло ли хоть одно из этих писем своей цели, но они служат наглядной иллюстрацией того, как казахи взяли на вооружение понятия советской власти 453 453 Изабель Оайон иллюстрирует этот факт удивительными примерами: в частности, некоторые женщины подавали прошение о разводе, заявляя, что их выдали замуж насильственно при помощи калыма ( Ohayon I. La sédentarisation des Kazakhs. Р. 98). . Маметова в своем прошении старательно подчеркивает скромное происхождение своего мужа, заявляя, что он – сын «рядового казака [казаха]-бедняка». Упоминает она и о предках мужа, пытаясь показать, что он не принадлежит к могущественному роду: «Мой муж происходит из захудалого рода „Шуйе“, из племени „Найман“» 454 454 ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 141. Д. 305. Л. 19 об. . Житель Семипалатинского округа подробно рассказал о своих татарских предках, тщетно доказывая, что он не казах и, следовательно, не должен подпадать под конфискацию 455 455 ЦГАРК. Ф. 135. Оп. 1. Д. 4. Л. 55 (Телеграмма от Семипалатинского округа в ЦК КАССР, 13 октября 1928 г.). . Турагул Ибрагимов (Турағұл Ибрагимов), сын известного казахского писателя Абая Кунанбаева, приложил исключительные усилия с целью доказать, что происхождение его семьи не особенно знатное. Абай Кунанбаев был сыном султана Кунанбая (Құнанбай Өскенбайұлы), и Ибрагимов пытался доказать, что султан являлся всего лишь «обычным управителем». Постановление о конфискации, утверждал он, применимо лишь к «потомкам ханов и агасултанов», которые, по его словам, были ханскими управителями 456 456 Там же. Д. 374. Л. 4–4 об. (Жалоба Ибрагима Турагула, высланного из Семипалатинского в Сыр-Дарьинский округ, в ЦИК КАССР, 25 января 1929 г.) // Трагедия казахского аула. Т. 1. С. 692. .

Письма свидетельствуют и о тяжелейших лишениях, выпавших на долю этих людей и их семей в изгнании: депортации подлежали и пожилые родственники записанных в баи, включая их 85-летних дедов и бабушек 457 457 Представление о размахе кампании дает труд: Мұхтарұлы С. Кәмпеске. Алматы, 1997. Там перечислены все люди, записанные как баи, и члены их семей, депортированные вместе с ними, и указана их дальнейшая судьба. . В своем прошении Ибрагим Маманов написал, что у него и его семьи в месте изгнания нет ни скота, ни сельхозинвентаря. Никто не хочет брать на работу «ссыльных». Он предсказывал: «И вот все мы, с малыми детьми[,] почти обречены на голодную смерть» 458 458 ЦГАРК. Ф. 135. Оп. 1. Д. 564. Л. 60–60 об. (Заявление бывшего заведующего Лепсинской школой-коммуной Джетысуйской губернии И. Маманова в президиум ВЦИК о бедственном положении его семьи в месте высылки, 1 января 1929 г.) // Трагедия казахского аула. Т. 1. С. 690. . Турагул Ибрагимов описывал подобные же лишения, сообщая, что его сослали в Сыр-Дарьинский округ, находящийся на расстоянии более тысячи километров от его родного Семипалатинского округа. В Сыр-Дарьинском округе у него не было никаких средств, чтобы прокормить себя и свою семью. Дело Ибрагимова пересмотрено не было, и в 1934 году он умер в Чимкенте, куда был сослан 459 459 ЦГАРК. Ф. 135. Оп. 1. Д. 374. Л. 4–4 об. // Трагедия казахского аула. Т. 1. С. 692. О последующей жизни Ибрагимова рассказывает сноска, добавленная издателями «Трагедии казахского аула». .