Бен Окри - Голодная дорога

Вначале была река. Потом река стала дорогой, и дорога пошла в мир. А поскольку дорога однажды была рекой, она никогда не могла утолить жажду.

В той земле всех начал духи витали вокруг нерожденных. Мы могли принимать любые формы. Многие из нас были птицами. Мы не знали границ. Мы знали много радости, игр и печали. Мы радовались, потому что находились среди упоительного ужаса бесконечности. Мы играли, потому что были свободны. И мы знали печаль, потому что среди нас всегда находился тот, кто только что вернулся из мира Живущих. Они возвращались оттуда безутешные из-за навсегда оставленной любви, из-за неизбывных страданий, из-за того, что многого так и не поняли, а едва став что-то понимать, были вынуждены вернуться на землю всех начал.

И не было среди нас тех, кто хотел рождаться вновь. Нам не нравились суровость бытия, неутоленные вожделения, вопиющие несправедливости мира, лабиринты любви, равнодушие родителей, сам факт существования смерти, и особенно — удивительная слепота Живущих: они не видели, что живут среди прекрасных созданий Вселенной. Мы страшились бессердечности этих слепых от рождения людей, ведь лишь немногие из них только еще учились видеть.

Наш король был изумительным существом; иногда он являлся в виде большого кота. У него была красная бородка и глаза цвета сапфира. Рождающийся вновь и вновь, он был легендой во всех мирах. Его знали под сотнями разных имен. Обстоятельства его рождения никогда не имели значения. Он всегда жил самой необыкновенной из жизней. Кто-то может покорпеть над великими книгами жизней и отыскать его гений в разных эпохах. Порой мужчина, порой женщина, в каждой жизни он достигал невозможного. Если есть что-то общее в его жизнях, суть его гения, то это, наверное, любовь к превращениям и превращение любви в высшие реальности.

С духами-спутниками, состоявшими с нами в особом родстве, мы были счастливы все время, ибо плавали в аквамариновом воздухе любви. Мы играли с фавнами, русалками, всеми прекрасными созданиями. Нежные сивиллы, милостивые феи, равно как и безмятежные духи наших предков, всегда были с нами, купая нас в радужных лучах исходящего от них сияния. Есть много причин тому, что новорожденные плачут при рождении, и одна из них — внезапное отъединение от мира чистых форм, где все вещи созданы из волшебства, где нет страданий.

Чем счастливее мы становились, тем ближе подходило наше рождение. Приближаясь к следующему воплощению, мы давали обет, что вернемся в мир духов при первой возможности. Мы давали эти клятвы на полях с яркими цветами и под сладким на вкус лунным светом. Те из нас, кто дал эту клятву, были известны в мире Живущих как абику, дети-духи. Не все люди узнавали нас. Мы были теми, кто приходил и уходил, бессильный войти в согласие с законами этого мира. Смерть была в нашей воле. Наши обеты связывали нас.

Тех, кто нарушал обет, осаждали видения и преследовали духи. Мы находили утешение только тогда, когда возвращались в мир Нерожденных, в страну фонтанов, где наши любимые ожидали нас в молчании.

Те же из нас, кто, обольстясь посулами счастья, задерживался в мире живущих, шел по жизни с роковыми обреченными глазами, неся в себе музыку прекрасного трагического мифа. Наши рты бубнили мрачные пророчества. Наше сознание осаждали ослепительные образы будущего. Нас считали странными, потому что одной своей половиной мы всегда оставались в мире духов.

Нас часто узнавали и нашу плоть помечали бритвами. Когда мы рождались снова у тех же родителей, насечки, переходя на новую плоть, заранее клеймили наши души. И затем мир начинал плести вокруг наших жизней свою роковую паутину. Те из нас, кто умирал еще ребенком, пытались вытравить их или как-нибудь обесцветить эти пометы. Если нам это не удавалось, и нас узнавали, мы были встречаемы воплями ужаса и плачем матерей.

Не желая оставаться в мире Живущих, мы причиняли матерям сильную боль. Она возрастала с каждым нашим возвращением. Их муки становились для нас дополнительной ношей, которая ускоряла цикл перерождений. Каждое рождение было для нас одновременно и смертью от шока при встрече с грубым миром. Наше неистребимое упорство делало нас презираемыми среди духов и предков. Нелюбимые в мире духов и заклейменные в мире Живущих, мы, с нашей неспособностью устоять ни тут, ни там, нарушали равновесие между этими мирами.