Мария Чепурина - Гракх Бабёф и заговор «равных»

Еще более красноречиво о «заговоромании» и «арестомании», охвативших Францию в конце весны — начале лета 1796 г., говорят полицейские документы, копии которых хранятся в фонде 223 РГАСПИ. Их можно разделить на две группы.

Первая — доносы.Множество французов, в том числе не всегда психически здоровых, возжелали помочь Директории и полиции разделаться с врагами Отечества.

Некто Лапейр (La Peyre) 11 мая написал министру полиции, рекомендуя обратить внимание на торговца Мерсье (Mercier) с улицы Орти, который настроен против правительства и в пользу Конституции 1793 г. Лапейр считал, что он причастен к заговору. Особенно подозрительным доносчику казалось то, что Мерсье уже несколько дней не появляется в лавке. Далее Лапейр сообщал о Боссейе (Bosséyé), офицере из Каркассона, поклоннике Старого порядка {597} 597 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 160. Л. 1–2. . Очевидно, доносчик не видел большой разницы между потенциальным участником заговора «равных» и роялистом.

В тот же день гражданин Жанфр (Genfre) уведомил министра полиции о подозрительных собраниях, которые ежедневно происходят на улице Герен Буассо, у некоего Батиста с 5 до 6, а потом с 10 до 11 вечера {598} 598 Там же. Д. 159. Л. 2. . Далее мы еще вернемся к этой информации.

Обращает на себя внимание письмо, направленное 13 мая Карно, председателю Директории, неким Паразолем (Parasol, затем Parazol), заключенным тюрьмы Бисетр. Оно озаглавлено «Собрание в доме в окрестностях Парижа большого числа террористов, неприсягнувших священников, роялистов, эмигрантов или лиц, настроенных в пользу эмиграции, многочисленных бывших террористов с юга и из Марселя». Если верить Паразолю, то чуть ранее к нему пришел портье его дома и рассказал о раскрытии заговора Бабёфа, а также о том, что в их доме живут четыре террориста, о чем раньше боялся и заикнуться. Также визитер якобы рассказал о разговоре с другим портье, в доме которого тоже собираются злоумышленники: тот так возмущен их еженощными заседаниями, что собирается оставить свою должность — до того ему надоели эти заговоры против Республики. Затем Паразоль приходил к довольно неожиданному выводу: помимо четырех террористов, обитающих в его доме, существует еще 20 террористов, живущих ещё в 5 домах по 4 человека в каждом. Далее он расписывал подробности жизни заговорщиков, их распорядок дня, советовал, когда лучше устроить облаву, и просил о личной аудиенции {599} 599 Там же. Д. 160. Л. 53–56. . Письмо не оставляет сомнений в том, что Паразоль оказался в Бисетре неспроста — там помимо преступников содержали и умалишенных, к каковым он, очевидно, и принадлежал. Вероятно, так же подумал и Карно, оставивший это письмо без ответа. Тогда 15 мая Паразоль вновь написал Карно, настаивая на существовании 24 террористов {600} 600 Там же. Л. 57–60. . Судя по всему, автор был неграмотен: его письма написаны разным почерком, вероятно, под диктовку, и даже орфография его фамилии в них различается. Любопытна «симметричная» структура воображенного Паразолем заговора: она очень соответствует рациональному духу XVIII в. Возможно, Паразоль был одним из тех, кого исследователь истории безумия М. Фуко вслед за писателем С. Мерсье назвал «помешанными на уме» — нахватавшихся идей Просвещения прожектеров, живущих в своем маленьком «геометрическом» мирке из вымышленных принципов {601} 601 Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. С. 353–354. .

Комиссар Директории по 8 округу Парижа (подпись неразборчива) написал 12 мая директору Ребелю о том, что некий чулочник Кадро (Cadros) прячет у себя дома четырех генералов, в том числе участника заговора Россиньоля. Генералы, по слухам, готовятся поднять восстание следующей ночью. Опасным комиссар счел и генерала Сантерра (на самом деле не имевшего отношения к бабувистам): тот вызвал его подозрение тем, что стал слишком часто появляться на улицах предместий, где прежде не имел привычки гулять {602} 602 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 8. Л. 48–49. .

13 мая о раскрытии заговора уже знали в Суассоне. Художник А. Ж. Маршан (Marchand) поспешил засвидетельствовать свою лояльность местным властям. Послание он начал с того, что, используя риторику II года, восславил рвение и неустанную работу Директории и выразил желание поскорей увидеть за решеткой «всех тех мерзавцев, кто хочет превратить Францию в большое кладбище». Маршан доносил о поступлении по почте пакетов с подстрекательскими текстами, среди которых сочинение Бабёфа «Окрик французского народа на своих угнетателей». Кроме того, он сообщал, что подозревает некоего Жорре (Jorré) в симпатии к террористам {603} 603 Там же. Д. 161. Л. 15–17. .