Мария Чепурина: Каникулы для двоих. Большая книга романов о любви для девочек

© Беленкова К., 2014

© Щеглова И., 2014

© Чепурина М., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( )

Все началось с картины Боттичелли «Весна». Да, именно в тот момент, когда я впервые увидела ее. Богиня любви Венера была печальна. И чем дольше я смотрела на снимок, тем сильнее мне хотелось разобраться: отчего богиня выглядит такой одинокой? Рядом с ней, в апельсиновом саду, все были заняты лишь собою: Западный ветер любил Нимфу, которая тут же превращалась во Флору. Три грации танцевали, не замечая ничего вокруг, даже красавец Меркурий развернулся к Венере спиной. Любовь стояла позади всех, она протягивала изогнутую тонкую руку, но никто не видел ее. Никто. Я захлопнула художественный альбом, пусть Венера теперь упирается ладонью в страницу напротив, где про ее величие написано тесно, мелким шрифтом. Я ничего не хотела читать, мне вдруг стало нестерпимо жаль себя, совершенно одинокую в круговерти жизни. Бывает, оказавшись в незнакомом месте, ты замираешь посреди улицы, с завистью провожая взглядом тех, кто входит в свои подъезды или выходит из них. Все эти люди кажутся хозяевами жизни: они с деловым видом спешат куда-то или же, наоборот, мирно прогуливаются по знакомым дорожкам, порой кивают, улыбаясь друг другу, машут ладонями. Лишь ты чувствуешь себя чужой, будто случайно забралась в соседский сад и никак не можешь вылезти обратно. Но если вспомнить – всего лишь пару лет назад, во времена беспечного детства, мир вокруг казался манящим и теплым, как свежая булка. Дружелюбное было время, щедрая пора незаслуженного счастья, которое давалось просто так – лишь за то, что ты есть на этом свете. А мальчишки – от них замирало сердце! Я влюблялась как сумасшедшая и, признаться, не без взаимности. Куда ушло все это, где заблудилось-потерялось? Зачем настало одиночество, кто звал его на смену беспечной радости? Будто исчерпался положенный лимит дармовщины – теперь за счастье, дружбу и любовь следовало платить горестями и ссорами. Однажды папа шутя или всерьез (по нему не всегда понятно) сказал: «Когда все дается легко, душевная мышца атрофируется». Страшно представить себе такую немощь, но сейчас у меня это явственно получилось. Быть может, жизнь решила потренировать во мне ту самую мышцу? До сих пор не уверена, что анатомия предусматривает ее наличие в организме. Казалось бы, если долго находишься одна, есть время узнать себя хорошенько, я же знала о своей душе и ее мышцах не больше, чем о загадочной Венере, которая грустила в апельсиновом саду. Но Соню Солнцеву не захлопнешь, как художественный альбом, не отложишь на дальнюю полку. Приходится любоваться своей бледной физиономией каждый день: по утрам и вечерам, начищая зубы перед зеркалом, а еще днем, глядясь в круглое заляпанное окошечко пудреницы и стирая отпечатки туши, что размазывается каждый раз, стоит лишь погоде прикоснуться к глазам. Тот, кто придумал водостойкую тушь, кажется, ни разу не блуждал московскими дворами в январскую метель и не убегал от июльского ливня. В наших погодных условиях красят лицо лишь очень смелые женщины: как ни странно, ими всегда оказываются пенсионерки или школьницы. Сейчас я находилась дома, погода стояла ясная: под потолком ярко светил икеевский абажур. Но тушь все текла и текла по моим щекам, и я размазывала ее пальцами, черную, мокрую. Внутри бушевала буря – вот что значит сила искусства! Именно в тот миг я решила во что бы то ни стало положить конец всему этому. Конечно, не себе, а одиночеству. Надо было все хорошенько обдумать, а еще лучше – записать: что же случилось со мной и как быть дальше? Тогда-то я и достала свой старый и добрый дневник…

Тетрадь такая древняя, что выглядела допотопной. Можно было подумать, мой дневник вел какой-нибудь прогрессивный неандерталец. Во всяком случае, когда я читала эти записи, портрет автора восставал перед глазами, и, говоря откровенно, это было леденящее кровь зрелище. Сумасбродная, ветреная, самовлюбленная – но как же я завидовала сейчас себе той – четырнадцатилетней! Предметы вокруг тускнели, за окном дремал вечер, но меня уже не было в Москве, с первых строк я перенеслась на дачу, в необыкновенное лето два года назад.