Мария Чепурина: Гечевара

Пиво рвалось наружу. Алёше Двуколкину снился несносный сон о том, как он всё ищёт, ищёт и не может найти подходящий куст, чтоб справить там свою нужду. Наконец, всё рассеялось. Студент, так неразумно подошедший вечером к проблеме выбора между весёлой пьянкой и спокойным сном, нашёл себя лежащим в полной темноте на собственной кровати в общежитии.

Сперва Двуколкин думал, что посреди ночи разбудил его зов туалета – и не более. Но спустя мгновение стало ясно, что это не так. Подозрительный шум, наполнявший всю комнату, не был похож ни на привычную возню мышей, ни на уютное бульканье внутри водопроводных труб, ни даже на какое-либо из стихийных бедствий. Скорее, он напоминал одно кино, посмотренное в школьные годы…

К ужасу Алёши, сходство оказалось неслучайным. Затаившись, вопреки сильнейшему желанию поскорее облегчиться, он сначала понял, что загадочные звуки идут свыше: именно оттуда, где, на верхнем этаже их общей койки, должен спать сосед по комнате Аркадий. По прошествии секунды или двух Двуколкин различил в потоке смешанного, непонятного сопения, кряхтения, пыхтения и барахтанья вздох. Да, женский. А потом ещё один. Потом взвизг.

Повинуясь юношескому интересу, усугубленному тем, что сам Алёша пока что ни разу не лежал в одной кровати с девушкой, он продолжал слушать. В поток вплетался иногда голос Аркадия, знакомый прежде только по умным словам и лозунгам, но не по мяуканью и урчанию. Он задыхался, бормотал чего-то неясное, а девушка негромко, но решительно шептала: «Так! Давай! Давай!». Испуганному и взволнованному Лёше показалось, что сейчас они сломают верхнюю кровать и оба, как есть, грохнутся к нему, на первый ярус.

Между тем, в туалет хотелось нестерпимо.

Вставать и отправляться в общую уборную прямо сейчас значило бы признаться в слушании того, что слушать вовсе не положено. Из книг Алексей знал, что наблюдаемое им в данный момент действие обычно длится минут пять-десять, потом же у обоих наступает чрезвычайная усталость, и они, конечно, засыпают. Алексей решил немного подождать до этого момента.

О том, что момент наступил, Лёша понял по протяжному, почти что в полный голос, стону девушки.

На полминуты звуки прекратились.

– Ты потише, – прошептал Аркадий сверху. – Как бы Лёха не проснулся.

– Какой Лёха? – услыхал Двуколкин женский голос.

– Да сосед мой… Там, внизу спит.

– Спит? То есть, тут ещё кто-то, кроме нас? – почти что в шоке прошептала дама, раздувая без того немалый стыд и замешательство в Двуколкине.

Аркадий виновато крякнул.

– А, ну ладно, ничего! – подбодрила его любовница. – Я так давно планировала экстремальный секс! И потом, раз уж он не проснулся полчаса назад, когда мы делали это первый раз…

Внутри Двуколкина бывшее пиво всё настойчивее колотилось в двери организма, чтобы выйти.

–…я надеюсь, третий тоже будет? – завершила девушка игриво.

– Ы-ы-ы, – отвечал Аркадий, и это нельзя было расценивать как несогласие.

Тут Алёша понял, что, жди он и дальше, когда парочка уснёт, детский конфуз и позор на всю общагу вплоть до пятого курса – неизбежны. Надо было действовать активно. Поразмыслив, начал он с того, что не без шума повернулся на живот.

– Ты слышала? – донеслось сверху.

– Не бойся, дорогой, наверно, это мышь, – игриво отвечал девичий голос. – Лучше поцелуй меня… сюда…

Двуколкин ещё раз совершил оборот на сто восемьдесят градусов.

– Тсс! Это Лёха!

– Он во сне ворочается. Ну, целуй же!

В отчаянии Алёша задёргал ногами, замычал, начал сопеть и издавать все звуки, которые только может производить более-менее спящий человек.

– Сейчас проснётся! – прошипел Аркадий.

Наверху затихли.

– Может, притаимся, подождём, чтобы он опять уснул, тогда продолжим? – предложила искусительница, повторяя Лёшину стратегию.

– Давай.

Последующие полторы минуты исстрадавшийся Двуколкин из последних сил изображал последовательное пробуждение. Наконец, решив, что он сделал достаточно для сохранения своего лица и спокойствия совести товарищей, встал, торопливо и не без труда отыскал тапочки и вылетел в коридор.

В туалете пахло анашой. На подоконнике, перед рядком кабинок, восседала пара красноглазых сонных третьекурсников с химфака. Они задумчиво глядели на большую лужу, вытекшую из-под дверцы одной из комнаток уединения, и говорили о внешней политике США.