Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Мои попутчики к этому времени задремали — даже рефлекс обеденного времени не сработал. Но были все равно один за другим разбужены звонками их мобильников. Двоим позвонили мамочки, привыкшие в обеденный перерыв поинтересоваться, как обстоят дела у сыночков. Матери, похоже, отнеслись к утреннему пьянству сыновей вполне спокойно. Что тут такого? Здоров, ну и ладно. «Пока». — «До скорого».

Третьему, самому пьяненькому, позвонила жена. Она была явно недовольна развитием событий. Реконструирую их разговор по репликам мужа.

— Ты что, пьешь, подлец?

— Как можно?!

— Я так и знала!

— Да говорю же тебе — ни грамма!

— С кем ты?

— Я же тебе говорил — вот Накагава здесь и Кимура.

(Кимура важно кивает и наливает себе в пластмассовый стаканчик сакэ)

— Ох, уж эти мне твои дружки!

Здесь Кимура не выдерживает и перехватывает трубку.

— Алло, Митико? Это я, Кимура. Мы в поезде едем, вот уже и Йокогама скоро. Погода-то такая чудесная!

— Что вы там пьете?

— Как что? Лимонад. Один лимонад и больше ничего.

— А отчего у моего мужа язык заплетается, хотела бы я знать?

— Да нет, Митико, просто жарко очень. А что насчет языка, так это он у него всегда заплетается, не бери в голову.

Тут Кимура отключает мобильник и цинично оповещает дружка: «Все, вошли в зону неустойчивого приема. Как в Токио приедем, нужно будет пивка взять. А то жарко очень».

Через пять минут я вышел на платформу станции Йокогама. Действительно, было жарко и душно.

У японцев я научился многому. Японский язык — не самое главное в этом ряду (на самом деле, этому языку в свое малоинтернациональное время я научился не столько непосредственно у японцев, сколько у российских аборигенов, в дипломе которых в графе «специальность» значилось «референт-переводчик со знанием японского языка»). Не то чтобы японцы открыли мне поэтический мир — у нас самих он вполне достоин уважения, но все-таки во многих моих стихах Япония служит фонам и художественным средством. Предупреждаю, ибо знаю по опыту общения с отечественным читателем его сомнения: стихи — русские, японец их за свои никогда не признает. Но все-таки в моих стихах есть такая малость, которая заставляет меня думать о себе, используя агрономический термин. «Прививка» — вот это слово. Я попытался привить на могучее дерево русской поэзии японский «дичок» — чтобы дерево это, несколько подзасохшее немалыми стараниями постмодернистов, политиков и иных пересмешников, имело бы шанс на выживание.

I

II

III

IV

V