Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

С. С. Манухин в роли докладчика чрезвычайно умело и деловито отражал все эти попытки сделать законопроект неприемлемым для Государственной думы и тем вызвать провал его. В частности, он указал на то, что предположение об отмене права государя приостанавливать исполнение сенатских определений содержалось уже в тексте законопроекта, внесенного министром юстиции. На внесение же всех вообще правительственных законопроектов заранее испрашивалось монаршее соизволение. Таким образом, барон, очевидно, желает быть plus royaliste, que le roi [285]. Слова С. С. Манухина оказали свое действие, и законопроект, в конце концов, с незначительными изменениями был принят весьма внушительным большинством Государственного совета в редакции комиссии, после чего он был передан в согласительную комиссию из равного числа членов Совета и Думы.

Согласительная комиссия собралась лишь под конец ноября 1916 г. Председателем комиссии был избран С. С. Манухин. Членами ее состояли: члены Государственной думы Антонов, Искрицкий, Годнев, И.Н. Ефремов и В. А. Маклаков и члены Государственного совета (кроме С. С. Манухина) Н.С. Таганцев, бар[он] Дистерло, П.П. Кобылинский и я. Конец сессии был уже близок. Надо было спешить.

Общее внутриполитическое положение к тому времени до крайности обострилось. Принятие незадолго до этого не только Государственной думой, но и Государственным советом острой формулы перехода к очередным делам, резко осуждающей общий политический курс и одновременно обращенной против пагубности безответственных влияний, свивших свое гнездо в окружении государя, вызвало крайнее раздражение в дворцовых кругах. Судьба законопроекта при таких условиях висела на волоске. Надо было во что бы то ни стало протащить его в текущей сессии. Для этого необходимо было добиться того, чтобы законопроект с поправками, внесенными в него Государственным советом, был принят Государственной думой в редакции Государственного совета без всяких изменений. В противном случае он должен был бы вновь вернуться в Государственный совет. Если бы при вторичном слушании его в Государственном совете сохранилось разногласие между Советом и Думой хотя бы по одному какому-нибудь пункту, законопроект оказался бы отклоненным, и вся многолетняя работа по настоятельно необходимой реформе Сената была бы сведена на нет. Между тем, никто не мог знать, какую физиономию приобретет назначенная половина Государственного совета после предстоявшего 1-го января 1917 г. Риск возможного провала законопроекта при вторичном слушании его в Государственном совете бросался в глаза.

Все сторонники реформы Сената у нас в Совете отлично это сознавали. Но этого было мало. Надо было убедить членов Государственной думы, вошедших в согласительную комиссию, в том, чтобы они отказались от всяких поправок, сами приняли бы законопроект в редакции Государственного совета и согласились бы в этом духе повлиять на свои фракции. Беседуя со мной на эту тему, С. С. Манухин перед самым заседанием согласительной комиссии шепнул мне: «Поговорите Вы с членами Думы, они Вам больше верят, чем нам». Он в данном случае имел в виду членов по назначению. Вместе с тем он попросил меня усесться рядом с ним, чтобы дать нам возможность оговариваться относительно тактической линии поведения во время заседания.

Моя дипломатическая линия, как я и ожидал, оказалась не из легких. Два вопроса грозили расколом между членами согласительной комиссии от Государственной думы и Государственного совета. Главным яблоком раздора являлся вопрос о предоставлении Сенату права издавать общие разъяснения смысла закона по предложениям подлежащих министров. Второй пункт расхождения, всплывший во время моих переговоров с членами Думы, сам по себе имел сравнительно второстепенное значение. Дело в том, что Государственный совет уже во время обсуждения законопроекта в общем собрании включил в него (не помню, по чьей инициативе) статью, которая имела в виду санкционировать практику, сложившуюся в кассационных департаментах без почвы в законе [286]. На основании этой статьи Сенату как по департаментским, так и по отделенским делам предоставлялось, буде данное присутствие Сената признает это нужным, приглашать в совещательную комнату, после выслушания стороны в деле, но до вынесения окончательной резолюции, обер-прокурора или заменявшего его во время рассмотрения данного дела товарища обер-прокурора.

Времени для дипломатических переговоров было очень мало. Главное внимание, естественно, было обращено на первое из двух указанных разномнений. Представителей правого крыла Государственной думы не приходилось, конечно, особо убеждать: они заранее были согласны примкнуть к точке зрения Государственного совета. С полуслова, как всегда, понял, в чем дело, и изъявил согласие на принятие компромиссного предложения, восторжествовавшего в Государственном совете, и представитель кадетской фракции, тонкий В. А. Маклаков. Зато упорно продолжали занимать непримиримую позицию представитель октябристов Годнев и прогрессист [287]И. Н. Ефремов. Что касается второго пункта, против которого в свое время были выдвинуты серьезные возражения и при прохождении законопроекта в общем собрании Государственного совета, и против которого я и сам тогда голосовал, то его за недостатком времени удалось коснуться только мельком, и вопрос остался открытым.