Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

Перешли к составлению протокола комиссии. Новое осложнение. Проект протокола был заготовлен заранее в предположении, что будет достигнуто единогласие по вопросу о принятии законопроекта в редакции Государственного совета. Однако ввиду формально заявленного двумя членами согласительной комиссии особого мнения его пришлось не только перередактировать, но приложить к нему и мотивированное особое мнение двух членов.

Это особое мнение, согласно установившейся практике, должно было быть изложено в письменной форме и заслушано комиссией до подписания протокола. Для этого пришлось бы назначить новое заседание ее через несколько дней. Но конец сессии, по имевшимся у нас сведениям, настолько близок, что в таком случае законопроект не мог бы быть рассмотрен общим собранием Государственной думы в оставшиеся несколько дней. Тогда я предложил подписать протокол в текущем заседании, считать особое мнение двух членов заслушанным в словесном порядке, а им обоим подписать протокол с оговоркой «при особом мнении», с тем, чтобы они внесли свое особое мнение в письменной форме непосредственно в Думу. Это предложение пришло без всяких возражений. Оба диссидента согласились с ним, протокол тут же переписали и все члены комиссии подписали его.

Через неделю Государственная дума одобрила законопроект в редакции Государственного совета. Почти немедленно после этого сессия была закрыта. Утверждение закона государем воспоследовало скоро после прекращения сессии, еще в бытность председателем Государственного совета А. Н. Куломзина. Последний, уже осведомленный о предстоящей своей отставке, не счел нужным привести в исполнение высказанную им угрозу: посоветовать государю отказать в утверждении закона. Распубликование нового закона через Сенат произошло в начале 1917 г., за несколько недель до февральского переворота.

Этим завершилась одна из самых крупных реформ последнего царствования. Реально закон вступил в действие только при Временном правительстве. Октябрьский переворот похоронил его вместе с кратковременной русской конституцией на неопределенное время.

Изложением истории прохождения законопроекта о реформе Сената я несколько нарушил хронологический порядок, в котором протекали характерные для внутренней закулисной истории Государственного совета события 1915–1917 гг. Я возвращаюсь теперь вновь к летней сессии 1915 г.

Самым видным и показательным в симптоматическом смысле фактом в жизни наших законодательных учреждений того времени было образование Прогрессивного блока. Самая идея такого блока принадлежала, сколько мне известно, П. Н. Милюкову, который со свойственной ему настойчивостью и упорством проводил и отстаивал ее в ряде совместных совещаний членов Государственной думы и Государственного совета, имевших место осенью 1915 г. Среди членов Государственного совета эту мысль с особой настойчивостью пропагандировал М.А. Стахович, избранник Орловского земства, представителем которого он являлся в Государственном совете. По его инициативе состоялось первое совместное совещание некоторых членов Государственного совета и Государственной думы в одном из расположенных недалеко от Мариинского дворца ресторанов. В нем от Государственного совета участвовали правый В. И. Гурко, некоторые выборные члены группы центра во главе с председателем группы, бароном В.В. Меллер-Закомельским, беспартийный М.А. Стахович и из нашей группы А. В. Васильев, М. М. Ковалевский и я. Из членов по назначению не было никого. Среди присутствовавших членов Думы были представители националистов, правых и левых октябристов, прогрессистов и кадетов. П.Н. Милюкова среди них, кажется, не было. Разговор в присутствии постоянно шнырявших мимо нас ресторанных лакеев был не особенно оживленный и велся в довольно неопределенных тонах. Чувствовалась натянутость и какое-то недоверчивое взаимооглядывание друг друга со стороны более лево и более право настроенных участников собрания.

Большое волнение вызвало привезенное как раз во время собрания двумя участниками его, членами Думы В. Н. Львовым, в то время еще ярым националистом и антисемитом, и П.Н. Крупенским, известие о том, что государь окончательно решил возложить на себя звание верховного главнокомандующего. Это известие было передано не сразу и не всем. После некоторых экспрессивных охов и ахов, пущенных в пространство В. Н. Львовым, оно было им сообщено весьма конфиденциально двум-трем более близким знакомым его, а через них, как водится, оно быстро дошло и до остальных участников собрания.