Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

За всем тем нельзя сказать, чтобы прохождение законопроекта протекало без всяких подводных камней. Самым опасным из них явился спор по вопросу о закреплении и расширении права Сената издавать на основании соответствующих предложений министра юстиции и других начальников ведомств (по вопросам, касающимся их ведомств) обязательные для всех подчиненных высшему надзору Сената учреждений общие разъяснения смысла таких законов, применение которых, по мнению главы ведомства, вызывало на практике сомнения или разногласия.

Вопрос этот к тому времени приобрел исключительную остроту.

Разъяснительная деятельность первого департамента Сената вызывала все возрастающие справедливые нарекания. Зависимое положение, в которое совершенно устаревшее Учреждение Сената ставило старые департаменты его по отношению к центральной исполнительной власти в лице министра юстиции, давало себя чувствовать со все возрастающей силой. Мрачное влияние и неприкрытое давление на Сенат со стороны министра Щегловитова сказывалось на каждом шагу. В идее — высший оплот законности (первый департамент) Сената на деле с каждым годом все больше обращался в руководимый министром юстиции оплот беззакония, которым Щегловитов пользовался в борьбе против нового строя. Достаточно напомнить о целом ряде явно тенденциозных разъяснений первого департамента Сената по вопросам, связанным с законами о выборах в Государственную думу [282] и в Государственный совет. Невольно вспоминаю, как такой спокойный и крайне умеренный человек, каким был покойный профессор Петроградского университета В.Ф. Дерюжинский, по поводу этой разъяснительной деятельности первого департамента Сената с величайшим раздражением воскликнул: это не правительствующий, а хамствующий Сенат.

Государственная дума, по предложению члена Думы, верного октябриста барона А. Ф. Мейендорфа, начисто отвергла право Сената издавать общие разъяснения смысла того или иного закона по почину министра юстиции и других начальников ведомства. За Сенатом сохранилось лишь право разъяснения смысла закона, поскольку такая надобность вытекала из данного поступившего на рассмотрение

Сената конкретного дела. Эти разъяснения должны были иметь обязательную силу лишь по тому делу, по которому они состоялись.

В комиссии Государственного совета по этому поводу возникли очень продолжительные и острые прения. За предоставление Сенату права издавать общие разъяснения смысла закона, вне наличия определенного конкретного дела, высказывались не только правые члены комиссии, но и представители группы центра. Колеблющуюся позицию — в порядке аплодирования в душе решительному предложению Государственной думы — занимал А. Ф. Кони.

По всему ходу прений было видно, что в этом вопросе большинство комиссии и стоявшие за ней группы не склонны последовать за Государственной думой. Если по этому вопросу не будет найден компромисс, то неминуемо получится неустранимое разногласие между Думой и Советом и в результате неизбежный провал всего законопроекта.

Такой компромисс был предложен мною. Он сводился к тому, что право давать общие разъяснения смысла закона по предложениям начальников соответствующих ведомств сохраняется за Сенатом; но вместе с тем в законопроект вносится ясно формулированная оговорка, лишающая такие разъяснения всякой формально обязательной силы и придающая им лишь одно руководственное значение для подчиненных Сенату мест и лиц.

Мысленно я исходил при этом из двух главных соображений. С одной стороны, новый закон сводил участие министров в обсуждении дел в Сенате к простой даче заключений. Вместе с тем он устранял возможность давления министров на Сенат путем угрозы переноса подлежащих вопросов, разрешенных в нежелательном для данного министра смысле, в общее собрание Сената и дальше в первый департамент Государственного совета, положения которого представлялись на высочайшее благовоззрение, так как обе эти инстанции подлежали упразднению. Главное жало против неугодных разъяснений Сената этим вырывалось из рук исполнительной власти. С другой стороны, открытое признание принципа, что соответствующие разъяснения смысла законов не имеют формально обязательной силы, должно было лишать их в глазах начальников ведомств в значительной мере их притягательной силы.

Считаясь, однако, со своей аудиторией, я решил эту сторону вопроса обойти молчанием. Я ограничился, в обоснование своего предложения, ссылкой на то, что признание за сенатскими разъяснениями, хотя бы в скрытом виде формально обязательной силе, было бы равносильно созданию нового, дополнительного порядка автентического толкования законов, не только не предусмотренного нашими Основными законами, но явно противоречащего ясному смыслу ст. 89 Осн[овных] зак[онов]… Во избежание каких-либо кривотолков по части узурпирования Сенатом прав верховной власти и законодательных учреждений необходимо поэтому прямо подчеркнуть, что исходящие от Сената общие разъяснения смысла законов могут претендовать только на руководственное значение.