Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

Даже после “кровавого воскресенья” в Вильнюсе реакционеры жаждали еще крови. Они хотели спровоцировать такое столкновение с оппозицией, которое потребует применения силы. Они хотели, чтобы произошло что-то настолько вопиющее, чтобы у них появилось основание вмешаться, объявить чрезвычайное положение и навсегда положить конец забастовкам и наглому поведению руководителей Прибалтики, Молдавии, Грузии, Армении и, главное, Российской Федерации.

Горбачев, казалось, не собирался идти на попятную. В марте 1991 года он объявил о победе на референдуме о сохранении СССР. Но он прекрасно знал, что Ельцин взял над ним вверх: одновремнно с референдумом о сохранении Союза был проведен референдум о введении поста президента РФ, избираемого всенародным голосованием. Подавляющее большинство проголосовало за, и выборы были назначены на июнь. До сих пор Ельцин был главой России, но лишь потому, что его избрали председателем Верховного Совета республики, и то с небольшим перевесом голосов. Но Ельцин сознавал две вещи: во-первых, он пойдет на выборы и победит; во-вторых, это заставит Горбачева, которого никогда никуда не избирал народ, относиться к оппозиции гораздо серьезнее.

Но пока что Горбачев, остававшийся президентом СССР и генеральным секретарем ЦК КПСС, по-прежнему считал, что его власть держится на союзе с КПСС, КГБ и армией. Он с доверием прислушивался ко всему, что они ему говорили, даже к их откровенной лжи. Шеварднадзе, который, как стало ясно после его речи в день отставки, обладал поразительной интуицией и проницательностью, видел в своем друге Горбачеве невольника “собственной натуры, собственных идей, образа мышления и действий”. В своих воспоминаниях Шеварднадзе писал, что “никто иной, как сам Горбачев, вскормил хунту, питая ее своей нерешительностью, своей склонностью к колебаниям, своим выбором соратников, своим незнанием людей, своим равнодушием к истинным союзникам, своей подозрительностью к демократическим силам, наконец, своим неверием в тот оплот, имя которому — народ, тот самый народ, который изменился благодаря начатой им перестройке. Это огромная трагедия Михаила Горбачева, и, как бы я ему ни сочувствовал, я должен сказать, что она едва не привела к трагедии общенациональной”.

Яковлев рассказал мне, что Горбачев поверил своим советникам из КГБ и МВД, сообщившим ему, что реформаторы собираются идти на штурм Кремля, вооруженные “крючьями и лестницами”. Чтобы довершить обман, заместитель главного редактора “Правды” Анатолий Карпычев запустил ту же байку в печать. Он написал, что радикалы готовятся к “последнему штурму Кремля”. Яковлев наконец не выдержал и сказал Горбачеву, что поставляемые ему так называемые разведданные — полная ахинея и что генсек совершает роковую ошибку, идя на поводу у мракобесов и лицемеров. Но Горбачев считал, что ему виднее.

— Вы преувеличиваете, — отрезал он.

Не послушавшись Яковлева, Горбачев запретил в Москве демонстрации в период с 26 марта по 15 апреля и передал в руки МВД управление московской милицией, которая до этого подчинялась либеральному Моссовету. Тогда же Горбачев разрешил всем правоохранительным органам принимать “все необходимые меры для поддержания порядка в столице”.

Противостояние достигло точки невозврата. Ельцин заявил, что 28 марта пройдет митинг. В Верховном Совете депутаты-коммунисты были готовы объявить ему вотум недоверия. В феврале Ельцин, выступая на телевидении, обвинил Горбачева в заигрывании с военной диктатурой и в том, что он привел страну на край пропасти. Он сказал, что Горбачев должен уйти в отставку и передать управление страной главам республик.

27 марта центр Москвы превратился в вооруженный лагерь. Подобно тому как в царское время Красную площадь патрулировали конные жандармы на случай студенческих выступлений, советская милиция твердо вознамерилась не допустить демонстрантов в центр города. Город наводнили внутренние войска — около 50 тысяч. Вдоль улиц стояли водометы и распылители слезоточивого газа. Все подходы к Манежной площади были перекрыты рядами пустых автобусов и оцеплением внутренних войск.

Консервативная печать и ТАСС штамповали угрожающие предупреждения, в том числе обещание начальника Управления КГБ по Москве и Московской области Виталия Прилукова использовать “все средства, имеющиеся в нашем распоряжении”. Лидеры “Демократической России” поняли, что на Манежную, где прошло уже столько митингов, они в этот раз не попадут. Но демонстрацию не отменили. Вместо этого они предложили своим сторонникам собраться в двух местах: у станции метро “Арбатская” и на площади Маяковского, рядом с Концертным залом имени Чайковского.