Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя

- Наше слабое место - ворота, - сказал Анатолий. - Они не рассчитаны на осаду. Ничто тут не рассчитано на осаду, но ворота - вообще чистая декорация.

- И еще стеклянный подъезд…

- Ну, тут легче - двери не столь уж велики, - сказал Гектор. - Я в этом кое-что смыслю: бывал в Бейруте, в Анголе, в Афганистане… Радио еще работает?

- Передает непрерывно, - сказал шеф. - И будет, пока стоит станция. Ну что же, пора спускаться, джентльмены. По-моему, там уже началась перестрелка.

«Куд-да! - подумал Милов, нажимая на спуск. - Вот то-то! Нет, это, конечно, не «Калашников», - думал он дальше. - Но для одиночной стрельбы - ничего, годится. А хорошо я устроился. Очень приятный ветерок. Вообще, чудесная ночь. Ночь черного хрусталя - так, кажется, говорил тот, в ресторане?»

Он находился в том из помещений второго этажа, которое нависало над подъездом со стеклянными дверями. Окно, наклоненное вниз, как и все нижние окна Кристалла, было разбито, чтобы удобнее было стрелять; оно доходило до самого пола, и Милов лежал, опираясь на локти. Очередная атака была только что отбита, и нападавшие вновь отступили за бетонный забор, где находились в безопасности от пуль. Менее сотни стрелков защищало Кристалл, но каждый из них находился в своем помещении, и наступавшим казалось, что обороняющихся много.

«Это не на моей совести, - думал Милов, глядя на тело, лежавшее вблизи ворот, ярко, как и все подступы к подъезду, освещенное сильным прожектором - одним из тех, что были установлены по периметру Кристалла в самой широкой его части. - Это на совести тех, кто взбаламутил и послал сюда несчастных дилетантов - они даже по прожектору попасть не могут… Ничего, воевать можно, только - долго ли? Если не будет десанта, наше дело проиграно, это ясно. Хорошо, что станция работает, - значит, не добрались до нее еще. А когда доберутся - нам придется куда солонее… Боюсь, что волонтеры пошли именно туда: они-то понимают, что втемную нам куда труднее будет отстреливаться. Хотя - и тогда света будет, пожалуй, более чем достаточно…»

Наверное, света хватило бы, потому что на территории Центра многое уже горело - одно догорало, другое только занималось, третье горело вовсю, как будто зданиям надоела неподвижность, полета захотелось, полета - пусть и в виде пламени и дыма, пусть и в последний в своем существовании раз. Горело, выло, шипело, разлеталось густыми брызгами, пламя было где синее, где - зеленое, фиолетовое, желтое, оранжевое, белое - знатнейший получался фейерверк. Ветер дул от реки, и временами парящие куски и клочья чего-то, как бы лохмотья пламени, долетали до подножия Кристалла, догорали и бессильно гасли. Но гигантская глыба хрусталя стояла еще неповрежденной, если не считать разбитых окон; в какие-то мгновения Милову то казалось, что Кристалл сейчас расколется, грянет обломками, осколками, дребезгами во все стороны, то, наоборот, неизвестно откуда возникала вера в то, что - устоит, выстоит, всех перестоит, будет выситься до той поры, пока правительства всех сопредельных и отдаленных стран не перестанут чесать в затылках и начнут отдавать распоряжения.

«Но так ли получится или иначе, - думал Милов, используя минуты передышки, одновременно заряжая обоймы, - молодец Ева, что не побоялась улететь. Она-то уж теперь в безопасности, за нее мне не страшно, и поэтому я могу воевать совершенно спокойно. Если уцелею - дома с меня, конечно, три шкуры спустят за вмешательство во внутренние дела чужой страны; но это не чужие дела, это и наши, сейчас все общее, потому что планета стала общей. А вообще - сейчас я не домашний, сейчас я ООНовский и защищаю институт, принадлежащий ведомству, в котором я работаю».

Пол под ним чуть содрогнулся, и прожекторы разом погасли, а за бетонной оградой раздался радостный вой.

«Все, - подумал он, - станции конец! Сейчас, сию минуту надо им кинуться - пока мы еще не привыкли к новому освещению. Из-за забора, из темноты - и сразу на штурм дверей. Ага! Вот они! Ну, покажитесь, покажитесь…

Он стрелял, когда ему почудился шорох позади, за спиной, в комнате - не тот глухой стук, с которым врезались в стену влетавшие в окно пули, а именно шорох: кто-то неуверенно пробирался в темноте. «Кому-то жить надоело, - подумал он, - или за патронами пришел? Нет уж, самому нужны…»

- Эй, ты! - крикнул он. - Ползком двигайся, если уж такой настырный. Чего тебе? Стрелять надо, а не ползать!

- Погоди, я сейчас.

- Ева?

Она улеглась недалеко. Выпустила очередь. «Откуда у нее автомат? Хотя это мой автомат, по голосу узнаю. А патроны откуда взяла?»