Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя

- Однако того правительства больше нет.

- Но нет и никакого другого.

- Прошлой ночью сожгли поселок; в следующую, может быть…

- Это нереально: ни одно новое правительство не станет начинать свою деятельность с таких поступков.

- Боюсь, что вы не поняли главного: в стране устанавливается - или уже установился - новый режим, фашистского типа. Могу напомнить: один из основных признаков таких режимов - полная бесконтрольность внутри и обильная дезинформация, направленная как вовнутрь, так и вовне. Я уже рассказал вам, что нам с доктором Рикс едва удалось предотвратить диверсию против Центра. А у вас ведь и реактор на ходу!

- Ну, он в полусотне миль отсюда, там полная автоматизация, ни одного человека. Ну хорошо, сумасшедшие могут найтись везде, и мы вам очень благодарны - вы подвергались немалому риску… Что же касается характера, который имеет новый, как вы говорите, режим, то, простите, в это трудно поверить. В наши дни, в нашем мире…

- А взрыв плотины?

Теперь говорили все шестеро, разговор стал общим.

- Ну, знаете ли, слова сумасшедшего - еще не доказательство. Просто бред. Тем более, как вы сами рассказали, он считал, что совершил… некоторые действия, но, как оказалось…

- Да, да. Я был на станции буквально несколько дней назад, - согласитесь, что такую диверсию нельзя провести без подготовки, плотина - не автомобиль; а там абсолютно ничего не было заметно. Другое дело - уровень воды повышался, действительно, быстрее обычного, и если при постройке плотины были допущены ошибки или злоупотребления…

- Я тоже не верю в гипотезу преднамеренного взрыва. Слишком уж… романтично.

- Вот именно - чересчур пахнет кинематографом.

- Во всяком случае, мы не можем выступить с заявлением такого рода. Наш престиж…

- Да поймите же! - Милов, утратив обычное спокойствие, едва не кричал, по сторонам уже стали оборачиваться. - Процесс может стать глобальным! Изменение характера цивилизации, отказ от многих производств, регулирование населения - все это неизбежно, и если этим немедленно не займутся правительства, то сделают другие - как это случилось здесь. В борьбе со всеобщим страхом смерти молчание и бездействие - плохое оружие! А другие тем временем говорят и действуют - но цели у них свои, совсем не те, что у нас…

- Дорогой друг, мы понимаем, что увиденное в городе не могло не подействовать на ваше восприятие событий, на ваше воображение - тем более, что вы, как - м-м…

- Скажите: полицейский!

- Ну, назовем хотя бы так. Вы, естественно, должны болезненно воспринимать всякое отступление от принятого порядка - согласитесь, что профессиональное мышление полицейского не может быть чрезмерно широким и демократичным; зато мы, ученые, привыкли… Одним словом, мы не допустим никакого использования нашего радиоцентра - во всяком случае, пока обстановка не прояснится.

- Может оказаться слишком поздно, - сказал Милов мрачно.

- Мы так не думаем.

«Бесполезно», - подумал Милов. Он встал.

- Благодарю вас, господа, за то, что вы меня выслушали.

- Господин Милов, - услыхал он сказанное вдогонку, - нам не хотелось бы, чтобы вы расхаживали здесь с оружием. Мы не привыкли, и к тому же это могут увидеть женщины, дети…

- Я приму это к сведению, - сказал Милов учтиво. Ева тоже встала и догнала его.

- Я с вами. Дан.

- Доктор Рикс, - сказал кто-то из шестерки, - нужно, чтобы мистер Милов как следует отдохнул, пришел в себя. Позаботьтесь об этом.

- О, разумеется, - сказала она, улыбаясь.

- Поужинаем, Дан, и поднимемся ко мне.

Он взглянул на нее. «Да пропади все пропадом, - подумал он. - Почему мне должно хотеться большего, чем остальным? Мне сейчас ничего, кроме нее, не нужно. Я-то выкручусь и ее хоть на руках, хоть в зубах, но вытащу, а эти - пусть подыхают под обломками вместе со своими мнениями и традициями. Зато те, кому удастся выжить, поймут, наконец, что к чему…»

Они поднялись на лифте, подошли к ее двери.

- Чувствуй себя, как дома, - сказала она.

- Это значит - приготовиться мыть посуду? У тебя тут хорошие запоры?

- Чего ты боишься, у тебя же оружие, - упрекнула она.

- Зарядов нет.

- Сейчас проверим.

Кажется, два или три раза звонил телефон, но никто и не подумал обратить на него внимания. Прошло черт знает сколько времени, пока они в первый раз пришли в себя. Комфортабельная комната, небольшое жилище рядом с кабинетом врача, была наполнена их дыханием. Сознание возвращалось медленно.

- Ах ты… русский, - неожиданно она не нашла другого слова. Но тут же исправилась: - Мой человек. Знаешь, я с первого взгляда поняла, что в тебе есть что-то… такое.