Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

Переписка Елизаветы говорит, что А И. Тараканов подружился с А Я. Шубиным, а позже вошел в доверие и к А Г. Разумовскому.

По службе состоял он начальником ландмилицких войск на Украине и членом Военной коллегии. Так не мог ли этот сравнительно незаметный, но безусловно преданный человек оказать цесаревне столь необходимую услугу, приняв на свое имя обоих ее детей? Не случайно придворные документы называли находившихся на попечении Иоганны Шмидт детей то «племянниками», то «воспитанниками».

И еще одно соображение. «Самозванка» упорно повторяла, что в раннем детстве ей довелось побывать на границе России и Персии и лишь оттуда, проездом через Петербург, ее увезли за границу, в Киль. Маршрут фантастический, если только… не соответствовавший действительности. Дело в том, что А И. Тараканов в 1750-х годах служил именно в тех краях и командовал значительными воинскими силами. В критической для ребенка ситуации его любезностью могли воспользоваться еще раз. В таком случае воспоминания «самозванки» о дяде с войсками, расположившимися около Персии, могли бы приобрести смысл.

Но и дальше область предположений все больше расширялась. Тараканов умер после 1754 года — более точной даты в делах Военной коллегии найти не удалось. Сразу после его смерти богоданную питомицу следовало — и несомненно с немалыми осложнениями — путь не близкий! — доставить в Петербург. Дальше была Европа.

Приговор Екатерины не допускал разночтений: самозванка. Иначе — «всклепавшая на себя» чужое имя и «несбыточную породу». «Порода», положим, оставалась невыясненной. Тем более невыясненным оставался и вопрос имени: Августа Тимофеевна Тараканова и Елизавета. Просто Елизавета — без отчества и фамилии. Даже официальные историки удостоверяли, что никакой фамилией неизвестная никогда не пользовалась, в имени отца сомневалась, а к отчеству, живя в условиях западноевропейских стран, попросту не была приучена.

Только в таком случае относительно кого ее можно считать самозванкой? Готовясь к исполнению чужой роли, как могла она не предусмотреть столь существенной подробности, как имя, не поинтересоваться хотя бы возрастом той, которую собиралась изображать: Августа старше ее на добрых двадцать лет. Подобные сведения мог игнорировать беглый солдат, объявивший себя государем Петром Федоровичем, в какой-то мере Пугачев, но не человек ее уровня образованности, знаний, привычки общаться с придворными кругами. Промах неизвестной совершенно необъясним, если только она не пользовалась… собственным именем. Все может стать на свои места, если она утверждала самое себя и не сомневалась в своих правах.

Ход следствия — чего ждала от него и чего добивалась от Голицына Екатерина? Возможно, более подробных обстоятельств рождения, детства, слишком короткой жизни неизвестной, но разве имело значение ее подлинное происхождение? Другое дело — те, чьей подсказкой, помощью, поддержкой было вызвано ее выступление. Но, обещав Голицыну после разбора писем узницы выявить подлинный двигатель опасной интриги, Екатерина как будто забывает о своих словах, не добивается подобного выяснения и от следователя. Напротив — императрица откровенно заинтересована в прекращении разговора с неизвестной, каких бы то ни было допросов и встреч.

Голицын называет узнанные имена, обстоятельства, достаточно реальные, вполне доступные для проверки, и словно ждет соответствующего разрешения — на запросы, переписку, вызов свидетелей. Ждет и не получает ответа. Переезды по европейским городам, постоянная смена имен, и среди них не только рядовых, обыкновенных, способных не оставить по себе памяти, но и таких, как госпожа Тремуйль — фамилия слишком громкая, редкая, все члены которой известны наперечет. В конце концов, по тем же дипломатическим каналам не представляло особого труда узнать о пребывании в Лондоне представительницы семьи герцогов и предъявить неизвестной доказанное обвинение в использовании чужого имени.

Говоря о своем происхождении, неизвестная все месяцы следствия, во всех собственных письмах называет одни и те же имена лиц, знавших ее жизненную ситуацию. «Какой-то лорд Кейт», — сообщает Екатерине II Голицын и тут же вынужден будет поправиться: «Тот самый, лорд Марешаль». Попытка отмахнуться от Кейта была по меньшей мере смешной.

Лорд-маршал Джордж Кейт — у него бурная, полная приключений жизнь на виду у всей Европы и положение, позволяющее быть причастным ко многим государственным тайнам. Парламентская опала и заочный смертный приговор за то, что после английской королевы Анны высказался в пользу претендента Стюарта. Попытка вернуться в Шотландию в рядах испанской экспедиции. Всего лишь попытка — разгромленный на поле боя, Кейт будет вынужден искать убежища на материке. Испания, Венеция, с 1747 года Берлин — дорога скитаний Кейта.