Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

Екатерина разыграла последнюю сцену в роли слабой, беспомощной женщины и заботливой государыни. Так ей представлялось нужным — для иностранных соглядатаев, для зрителей. Заранее предусмотренный отказ Алексея Орлова (да и что иного ему оставалось!) давал нужный для соблюдения приличий предлог. Орловы не сумели выполнить просьбы — не требования! — императрицы, Орловым оставалось исчезнуть. Екатерина была верна своим словам: «Все прошедшее предать совершеннейшему забвению». Только в какой мере от нее это зависело?

Итак, Августа Тимофеевна Тараканова — пусть не сразу и не просто, но все же признанная официальными источниками дочь императрицы Елизаветы. Все сомнения, весь отсчет правды и неправды велся именно от нее: ее судьба, ее жизненные перипетии, ее тихий и благолепный конец.

А ведь казенные летописцы вполне могли стоять на том, что у Елизаветы не было никакой дочери. Подобное утверждение представлялось самым простым, уничтожающим любые основания для дискуссий и споров. Жизнь цесаревны, императрицы протекает на глазах слишком многих, известна современникам во всех мельчайших подробностях. Голос очевидцев, притом многочисленных и каждодневных, вполне бы сделал свое дело.

Побочная дочь императрицы? Какая нелепость! Когда, где, наконец, от кого и в какие сроки могла появиться на свет? Вот записи камер-фурьерских журналов о ежедневных и ежечасных действиях императрицы. Вот свидетельства самых настороженных и враждебных соглядатаев — иностранных дипломатов. О чем вообще говорить!

Тем не менее протестов не было. Вопрос старались обходить молчанием, по возможности не замечать. Иными словами, прямые возражения выглядели недостаточно убедительными. Царственная биография давала достаточно оснований для кривотолков. Что это за таинственное богомолье, на которое отправляется цесаревна в августе 1728 года в сопровождении единственной спутницы и А Б. Бутурлина и которое продолжается больше месяца? Как объяснить исчезновение Елизаветы с июня по конец ноября 1729 года, когда ее не могли вернуть в Москву ни гнев императора, ни его прямые распоряжения? Или с чем связан ее отъезд из Москвы в августе 1730 года — снова несколько месяцев отсутствия, замеченных и подозрительной Анной Иоанновной, и всем двором?

Итак, Августа… Но почему именно Августа, когда такого имени в православных святцах никогда не существовало? Имя свидетельствовало о принадлежности к католической или протестантской, но никак не русской церкви. Как же могло случиться — и могло ли? — что Елизавета Петровна согласилась для своего ребенка на подобный акт измены вере, который наверняка отрицательно сказался бы на ее популярности. Одно дело — побочный ребенок кто богу не грешен, царю не виноват. Другое — перемена религии, из-за которой зачастую не находили своего завершения самые выгодные для государственных интересов царственные брачные союзы. И не менее важное обстоятельство — пострижение в монахини. Прежде чем уйти в православный монастырь, следовало принять православие, а вместе с ним одно из имен, освященных восточной церковью.

Вывод? Скорее одно из наиболее вероятных предположений. Побочная дочь Елизаветы могла переменить вероисповедание только при выходе замуж — перспективы престолонаследия, с которым связывался подобный вопрос, для нее все равно не существовало. И тогда приобретал черты правдоподобия тот самый брак с одним из представителей Голштинской семьи, о котором шли упорные разговоры в придворных кругах. Под этим же новым именем, принадлежавшим герцогине Голштинской, она и приобрела впервые известность.

Не меньшую загадку представляла и фамилия. Отчество у побочных детей могло соответствовать имени крестного отца, могло быть и просто вымышленным. Но в данном случае фамилия связывалась не с одной Августой. Ее носил, по свидетельству графа Блудова, и переславский узник — князь Тараканов. Двое детей «мужеска и женска полу», которых помнил охранявший сосланных Долгоруких подпоручик Тишин.

Конечно, не князья — подобного княжеского рода Россия не знала, а утверждение нового титулованного семейства требовало определенных юридических актов. Только условный титул — как-никак речь шла об императорских потомках! — не означал вымышленной фамилии. Смутные догадки о некой слободе Таракановке, входившей во владения Разумовских, или переделанном имени родственников той же семьи — Дараганов были лишены всяких черт правдоподобия. Зато в окружении Елизаветы конца 1720-х годов, то есть времен ее жизни в Александровой слободе, существовал Алексей Иванович Тараканов, представленный цесаревне «другом ее сердца» А. Б. Бутурлиным.