Елена Арсеньева: Тысяча и одна ночь (Княжна Тараканова)

Слово «авантюристка» воспринимается нами как не очень почтенное. Что-то вроде обманщицы, мошенницы, чуть ли не спекулянтки. Согласно словарю Даля, «авантюрист — искатель счастья, приключений; землепроходец, проходимец».

Слово «авантюра» по-французски означает приключение. И авантюристка — или авантюрьерка, как очаровательно говорили в старину! — это не более чем искательница приключений. Совсем другое дело, верно? Если авантюристка все же мошенница, то она пытается не обмишурить ближнего своего, а — обмануть судьбу.

Искать приключений, уметь переписать предначертанное тебе от века, обладать достаточной смелостью, чтобы пройти — или хотя бы попытаться пройти! — по другой тропе, чем та, которая ждет тебя от рождения. Споткнуться на этой тропе, упасть, свалиться в пропасть, выбраться снова на дорогу жизни или остаться лежать во прахе — но до самого смертного часа помнить, что хоть ненадолго, а все же удалось поспорить с непререкаемой волею небес!..

Именно о таких женщинах, отмеченных в русской истории с первых лет ее исчисления, и рассказывается в этой книге.

Шахерезада стояла перед зеркалом и смотрела на отражавшуюся в нем русскую принцессу:

— Имя мое — Елизавета-Августа. Я названа так в честь своей матери-императрицы. Родилась я в Петербурге. До девяти лет жила при своей матушке, на всю жизнь я запомнила роскошные палаты Зимнего дворца, изукрашенные золотом и драгоценными камнями…

Лицо Шахерезады приняло мечтательное выражение.

— Согласно завещанию матери моей, я должна была унаследовать российский трон, как только достигну совершеннолетия. До этой поры моим опекуном и одновременно регентом был племянник матушки, герцог Голштинский Петр Федорович. Матушка завещала, чтобы он именовался Петром III. В назначенное время он вернул бы мне наследственный престол, когда бы не его супруга. Сия злодейская Мессалина [1]не только уничтожила своего мужа и захватила власть, но и предала забвению завещание моей матери. Мне было тогда только десять лет, однако Екатерина обошлась со мной весьма жестокосердно. Меня отправили в Сибирь… О, эту недолгую, но страшную пору моей жизни я хотела бы забыть как можно скорей!

Прелестные черты Шахерезады затуманились, взор заволокло слезами:

— На мое счастье, сердобольный священник, знающий о моем происхождении, тайно вывез меня из Сибири. Он доставил меня в главный город донских казаков, однако враги узнали обо мне и попытались отравить…

Шахерезада схватилась за горло, словно задыхаясь, но все же справилась с голосом:

— На счастье, меня спасли друзья моей семьи и привезли к отцу, гетману Разумовски. Опасаясь за мою судьбу, отец послал меня к своему родственнику, шаху персидскому. Там, в Персии, я получила образование. Для меня были выписаны из Европы учителя. В ту пору я еще не знала о своем происхождении, однако, когда мне исполнилось семнадцать, шах открыл мне тайну моего рождения и предложил свою руку…

Шахерезада скромно потупилась, но тотчас вновь уставилась на принцессу:

— Однако участь мусульманской затворницы не влекла меня. Ведь я православная христианка и желала исповедовать свою религию. Кроме того, я мечтала вернуться на родину! Но шах не хотел отпустить меня и стал преследовать своим сладострастием. Тогда мне пришлось бежать в Европу, скрываться… И вот я решила заявить о своих наследственных правах. От души надеюсь, что с помощью моих друзей и моего брата Эмилиана Пугачефф, который является сыном от первого брака Алекса Разумовски, моего отца, мне удастся осуществить волю моей матери, императрицы Елизаветы, и взойти на престол, который по праву должен принадлежать мне!

Шахерезада умолкла и какое-то мгновение в упор смотрела на принцессу своими огромными, сверкающими глазами. Лицо ее все еще пылало вдохновением.

Потом она глубоко вздохнула, успокаиваясь, и обернулась к мужчине, раскинувшемуся на постели и внимательно смотревшему на нее. Принцесса тоже устремила на него взор.

— Ну как? — спросила Шахерезада.

Мужчина — его звали Михаил Доманский, он был другом польского князя Карла Радзивилла и только недавно приехал во Франкфурт, чтобы встретиться с Шахерезадой (и принцессой!), — горячо зааплодировал.

В самом деле, звучало все это очень убедительно. Следует, правда, уточнить насчет отца-гетмана… Доманский хорошенько не помнил, но, кажется, гетманом был не Алексей Разумовский, а его брат Кирилл.