Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Здесь следует учитывать воздействие двух обстоятельств, упрочивающих московский выбор. Во-первых, огромное значение имел религиозный вопрос, стремление защитить православную веру. Во-вторых, симпатии к Московскому государству низов украинского общества. Мечтая избавиться от ненавистной «панщины», религиозного и национального угнетения, крестьянство вовсе не испытывало того трепета перед шляхетскими правами и польской культурой, который был свойственен старшине. В последующем, когда московское правительство столкнется с постоянными колебаниями верхов казачества, эти устойчивые настроения низов станут одной из опор царского владычества на Украине.

Что бы ни писали позднее историки и как бы ни складывались в последующем русско-украинские отношения, решение Переяславской рады о принятии московского подданства носило характер национального выбора. И даже если Хмельницкий и его преемники обращали свой взгляд на восток в поисках выгод сиюминутных, с легкой готовностью отречься, торгуясь с Москвою Варшавой, а с Варшавой — Москвой, не эти настроения были определяющими. Правда, современные украинские исследователи следом за классиком украинской истории М. Грушевским пишут, что Б. Хмельницкий ставил целью завоевание «полной государственной независимости Украины в ее исторических границах». По их утверждению, эта государственная идея стала главенствующей для украинского народа в последующие десятилетия и даже столетия. Отступление же от нее и компромиссы, такие, как обращения за подданством в Москву, имели целью сохранение государственности и были порождены «неблагоприятными условиями». Спору нет, национально-освободительное движение или даже украинская национальная революция середины XVII столетия (так не без серьезных оснований трактуют многие украинские исследователи эти события) протекала в непростой обстановке. Однако ссылка на «неблагоприятные факторы» — слабое объяснение, почему проект создания независимого Руського (Украинского) государства оказался неосуществим. Причины следует искать все же в самом украинском обществе, причем не только в узкокорыстной позиции старшины, нередко выдаваемой за всеукраинскую позицию, а в предпочтениях и реальном выборе рядового казачества, населения городов и сел.

Украина вошла в состав Московского государства, сохранив за собой широкую автономию — гетманщину. Далее же произошло то, что, собственно, должно было произойти. В одном государстве оказались соединенными элиты, отличные по политической культуре и менталитету. Это не могло не привести к исподволь нарастающим противоречиям и к столкновениям. Уже во время переговоров в Переяславле разность представлений дала о себе знать, когда старшина потребовала от московского посольства царского клятвоцелования, гарантирующего права и вольности Войска. Украинская сторона исходила из практики Речи Посполитой. Но приносить клятву за государя — о таком московские послы и помыслить не могли! В Русском государстве с его тяжелым самодержавным строем сложился иной тип взаимоотношений правителя с подданными: смиренная челобитная «государевых холопов» и в ответ «государевамилость», дарующая те или иные права по царскому разумению и воле. Эта же всемогущая самодержавная воля в любой момент могла изменить, а то и вовсе отобрать права. И если для московских подданных подобный стиль взаимоотношений был нормой, то в глазах новых подданных столь свободная трактовка войсковых вольностей была законным основанием для разрыва всяких отношений. Так был обоснован разрыв с польской короной. Так позднее обосновывали свой разрыв с московскими государями гетманы, с завидным упорством приносившие присягу царям, а затем отступавшие от нее.

Дело, однако, не просто во взаимных обидах. Надо иметь в виду, что самодержавно-имперская логика с трудом уживалась с самим понятием автономии, тем более достигшей такой степени, какую она имела в поздней гетманской Украине. Империя стремится к универсализации, особенно в тех частях, которые считает исконно православными. Оказавшись в составе Московского государства, а затем Российской империи, Украина была «обречена» на утрату автономии. Так что «московское вероломство», о котором писал Федотов, — это прежде всего результат и следствие имперского развития. Взаимные обвинения в нарушении договоренностей, вплоть до того, что Петр, обязанный защищать своего «вассала» — Украину от нашествия, в этом ей отказал (отсюда «законное» право Мазепы искать другого «потентанта» и сюзерена), мало что дают для объяснения, кто прав и кто виноват. Неверна сама постановка вопроса. Москва действовала согласно своей самодержавной логике, нимало не сомневаясь в своем праве так поступать. Когда Карл XII двигался по территории Речи Посполитой, войска методично разоряли чужую страну, претворяя в жизнь жолквивский план. Когда шведы ступили в Великороссию, принялись за свою территорию и разорили бы ее ради ослабления неприятеля до самой Москвы. Но король свернул на Украину — и запылали малороссийские нивы и хаты. Петр не делал различия — вел войну согласно разработанному плану. Действовала логика войны, а не козни против малороссов. Между прочим, в этом заключалось исполнение обязательств защитить территорию, ведь защитить — значило разбить Карла XII. Напомним, что если сюзерен защищает вассала, то вассал верно служит сюзерену. Но присланный в начале Северной войны на театр боевых действий казачий корпус под командованием нежинского полковника Обидовского был возвращен назад. «Лучше умереть, нежели с ними служить, а на добычу и на разоренье таких не слыхано», — жаловался в декабре 1701 года на украинских казаков царю Б. П. Шереметев. Признание красноречивое — Борис Петрович и сам был мастер пограбить, но тут столкнулся с такими мастерами, что не сумел их унять. Но не меньше было жалоб украинцев на начальных русских людей. Стычек было множество: «А что между нашими людьми и приезжими москалями драк бывает, того и описать невозможно».