- Гошка, - продолжал Сережа, - я счастлив, как никогда. Я встретил девушку... Нет, не сегодня. Давно. Но мы все время не доверяли сами себе и боялись друг друга. А сегодня... - Сережа счастливо засмеялся. - И я могу сегодня же освободить тебя от Гварнери.
- Понимаешь, Сережа...
Гошка сбивчиво и путанно рассказал о внезапном приходе квартального, его туманных предостережениях, о Мате, который вел себя странно.
Сережа беспечно махнул рукой:
- Пустое! Бывает. Совпадение случайностей, а тебе видится бог знает что. Квартальному понадобились деньги, и он отправился обходить свои владения. Матя, понятно, зол на тебя. Упустил жирный кусок. Развеются все твои призрачные страхи. К завтрашнему дню и думать о них забудешь. Поверь мне!
Очень хотелось Гошке в это верить. Вынес тихонько узел. Отдал Сереже. И спал всю ночь, как прежде, спокойно и безмятежно. Словно гора с плеч!
А утром, вытаращив глаза, прибежала тетка Пелагея и, с трудом переведя дух, еле выговорила:
- Сережу-то Беспалого убили. Нынче ночью. В Грачевом переулке нашли...
Гошка, кое-как одевшись, рванулся на улицу. В Грачевом переулке толпился народ. Гошка вьюном, ловя краем уха разговоры, пробрался вперед, туда, где, окруженный людьми, лежал Сережа. Остекленевшие глаза словно в недоумении - как это могло случиться? - смотрели в небо. Руки раскинуты. Карманы вывернуты. Поодаль - растерзанные остатки узла, с которым покинул двор Яковлевых.
- Чего не убирают? - спросил кто-то.
- Квартального ждут. Господи, какого кроткого агнца погубили. За что? Много ли корысти от него?
- Скрипка! - закричал Гошка. - Из-за скрипки его!
Толпа расступилась, и вперед, сопровождаемый городовым, ступил квартальный:
- Что за шум? Почему сборище? А ну, разойдись!
Последнее говорилось более для порядка. Люди чуть подались назад, дабы показать, что вняли приказу начальства, и тут же сдвинулись, оставляя разве немного более свободного пространства.
- Вот, ваше благородие, человек убитый, - предупредительно пояснил городовой. - Дворник Никита Сысоев нашел.
- Кто таков?
- Сережа Беспалый... - ответило сразу несколько голосов. - Кто его не знает? За что только?
- Карманы вывернуты, ваше благородие, - доложил, точно квартальный не видел этого сам, городовой. - Обыкновенное дело, грабеж!
- Скрипка! - опять рванулся вперед Гошка. - Ваше благородь, скрипка у него была!
Квартальный ухом не повел в сторону Гошки. Словно не слышал его голоса.
- Чего долдонишь: скрипка, скрипка... - донеслось из толпы. - Вон она, скрипка, валяется.
- Приобщить к делу! - приказал квартальный.
Гошка не верил глазам. Из толпы подали обломки скрипки.
- Должно, растоптали в суматохе...
- Не может быть... - оторопел Гошка, провожая растерянным взором все то, что осталось от бесценного творения Гварнери. - Дайте мне!
Он исхитрился перехватить обломки скрипки и крепко прижал их к груди.
Городовой шагнул к Гошке. Тот было хотел нырнуть в толпу, но она не расступилась. И тяжелая рука городового ухватила его за грудки:
- Отдай, сопляк!
Вторая рука городового сгребла остатки скрипки, и, уже выпуская их, Гошка увидел на грифе выцарапанную надпись: "Люба".
- Стойте! Подождите! - не своим голосом закричал Гошка. - Это не та скрипка! Другая! Я ее знаю! Это "Люба"! Матька на рынке купил. Он Гварнери украл! И Сережу убил...
От таких речей не только бабы - мужики, поскидав шапки, принялись креститься:
- Должно, припадочный. Слышь, несет околесицу...
И сколько ни рвался Гошка, как ни протестовал, с помощью доброхотов из публики был связан по рукам и ногам и, дабы не нарушал покоя благородных людей и не смущал обывателей, с кляпом во рту, на той же телеге, что и мертвый Сережа, был доставлен в полицейскую часть. Там передан на попечение длинномордому с пудовыми кулаками полицейскому чину. Тот, словно кутенка, за шиворот схватил Гошку и швырнул в холодную сырую камеру, где, кроме слежавшейся соломы в углу, ничего не было. Гошка с грехом пополам докатился до нее - все не на каменном полу - и затих.
Диким сном, бредом представлялось происходящее.
Казалось, стоит потрясти головой, все станет на свои места: камера обернется дедовой мастерской, и Сережа окажется жив, и даже воскресная стычка с окаянным Матей из яви уйдет в небытие.
С огромным трудом вытолкнул изо рта кляп и освободился от веревок.
И только-только начал расправлять затекшие ноги, дверь камеры распахнулась, и вошел длинномордый.
- Шустер! Кто дозволил?
Читать дальше