Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

- Но это хорошая скрипка, Жорж?

- Да, барышня. Сережа, правда, говорил, что у Санто Серафино встречаются очень разные инструменты. Он часто подражал работам Николо Амати, и не всегда удачно. Но этот инструмент, судя по всему, отличный.

Провожали Гошку все трое - Вера Андреевна, Соня, Настя - сердечно, с тревогой, как близкого.

- Если вдруг окажешься в Москве и нужен будет кров, приходи к нам, сказала Вера Андреевна. - Кстати, где находится поместье твоих господ?

Гошка сказал.

- Помните о нас, Жорж, - добавила Соня.

А практичная Настя сунула узелок с едой и двугривенный:

- Пригодится в дороге.

Многое хотелось Гошке сказать людям, которые, сами попав в беду, стремятся ободрить его и даже предлагают свою помощь. Но он только поклонился в пояс:

- Я вас никогда не забуду. И остерегайтесь Матьки!

Родных Гошка догнал на окраине Москвы. Тетка Пелагея было взъелась на него. Дед оборвал:

- Будет! Без тебя тошно!

- Гуськовы тут причиной, - продолжал дядя Иван до Гошки начатый разговор. - Ихние проделки. Сказывали, бахвалился Юшка Гуськов на прошлой неделе в трактире: окоротим Яковлевых скоро. Больно много стали понимать о себе...

Дед хмыкнул:

- Гуськовы дом сожгли? Чего мелешь! Известно, язык без костей. Так ведь и меру знать надо.

- А я думаю, - Гошку тревожила его собственная версия, хотя и казавшаяся, на первый взгляд, дикой, - здесь замешан Матька.

Дед Семен в сердцах плюнул:

- Послал за грехи господь бог мужиков. Слушать тошно! Гуськовы, ладно, злобились, хоть и не по зубам им такая затея. А Сухаревский слизняк Матька, он-то с какой стороны тут? Растолкуй мне, старому дураку, умный внучек!

Рассказал все сызнова Гошка. И про барыню Веру Андреевну, и про Сережу, и про его скрипку, и про Матькины жесткие глаза.

- Глаза вовсе ни при чем, - перебил дед. - С барыней, понятно, разжиться хотел. Насчет же человекоубийства - от книжек, тобой читанных. Кишка тонка у Матьки для такого страшного преступления. Человека лишить жизни - не муху прихлопнуть. Нужны либо отчаянность, либо крайний случай. А уж чтоб квартальный, их благородие Иван Иванович, по его воле обходил дома да рот, как нам после пожара, заткнул... Тут уж... - Дед развел руками.

И напрасно.

Ибо Матька имел самое непосредственное, прямехонькое отношение ко всем свалившимся на Яковлевых злоключениям.

В ту самую пору, когда дед Семен, сердясь на Гошкины, с его точки зрения, книжные фантазии, роптал на бога, пославшего столь неразумных сына и внука, шагах в пятидесяти позади Яковлевых катилась коляска, в которой восседал уже известный нам квартальный надзиратель, их благородие Иван Иванович, в сопровождении двух низших полицейских чинов. И витал, фигурально выражаясь, за его плечами не кто иной, как, пользуясь дедовыми словами, "Сухаревский слизняк" Матька, он же - Федор Федорович Коробков, он же...

Впрочем, стоп! Речь о третьей ипостаси этого человека - впереди.

Подавлены были Яковлевы всем происшедшим безмерно. Наступила минута прощания: дедов путь лежал к Пятницкой, а остальных - на заставу и далее Курским трактом. Бабы ревели в голос, мужики сопели носами, и даже по дедовой сухой щеке пробежала слеза.

Дед Семен напутствовал:

- Барам не перечьте. Што велено - исполняйте. Кончилась, надеюсь, лишь на время, наша вольница. Надобно уметь хвост поджать и барский сапог поцеловать, коли требуется. Крепостные, рабы удовлетворять должны всякую господскую прихоть. Тебе, - оборотился к Гошке, - наказ особый. Больно горяч. Все по правде да справедливости хочешь. А где они? Я их за свои семь десятков годов не встречал. Смиряйся, парень, иначе пропадешь!

Но не дано людям - когда к счастью, когда и нет - знать свое будущее. Обнялись сыновья с дедом Семеном, невестки поклонились в пояс. И впустую. Ибо только разошлись: дед в одну сторону, остальные в другую, - как подкатила коляска, выпрыгнул из нее их благородие квартальный Иван Иванович с двумя нижними чинами и рявкнул так, что лошадь шарахнулась:

- Эй, вы, каторжное отродье. Стой!

Оцепенели Яковлевы, оборотясь.

Должно быть, привидению или самому дьяволу так не изумились бы они, как квартальному.

А тот, подойдя к деду, ухватил его за бороду:

- Старый козел, меня вздумал провести?! Да я знаешь что с тобой исделаю?!

Моталась дедова голова, выпученные глаза, того гляди, вылезут из орбит.

- Живьем сгною! - продолжал квартальный. - С кем шутковать решился, шелудивый пес?!

Рухнул дед на колени:

- Прости, ваше благородие. Нечистый попутал! Думал, справлюсь один-то...