Владимир Тихонов: История Кореи. Том 2. Двадцатый век

Зондируя реакцию двора и чиновничества на дальнейшее проникновение японского капитала в экономическую жизнь страны, японский посланник Хаяси Гонсукэ в июне 1904 г. потребовал от Коджона передать японским предпринимателям все необрабатываемые, но потенциально пригодные для обработки земли Кореи в аренду на 50 лет. В случае ее осуществления, эта мера означала бы, что в Корее появится значительный слой японских поселенцев, которые станут в дальнейшем авангардом в деле полного порабощения страны. Новое кабальное соглашение, навязанное японскими властями корейскому правительству (подписано 22 августа 1904 г.), обязало последнее приглашать японских советников или рекомендованных японцами иностранцев в основные министерства, прежде всего иностранных дел и финансов. Практически это означало передачу под японский контроль внешней и финансовой политики страны. Под нажимом японцев корейское правительство начало отзыв корейских дипломатов из корейских миссий за рубежом. Протестуя против навязанной японцами политики постепенного свертывания дипломатических связей Кореи с иностранными государствами, покончил с собой, приняв яд, корейский посланник в Лондоне Ли Ханын (1874–1905). Корейский посланник в Петербурге, Ли Бомджин, следуя тайному указанию Коджона, отказался покинуть свой пост и остался в России.

Реквизиции и мобилизации японских военных властей, беспрецедентные требования передачи под японский контроль громадных массивов необрабатываемых земель, жесткое давление на корейский двор не могли не вызвать антияпонского сопротивления в самых разных слоях корейского общества. Пассивное сопротивление было политикой Коджона и части лично близких ему чиновников, прежде всего из Ведомства Двора. Не видя в своих подданных граждан страны, способных отстоять ее независимость и достоинство, и плохо понимая, какую роль должно играть гражданское общество в современном государстве, они продолжали цепляться за старую, обанкротившуюся политику маневрирования между империалистическими державами. Так, в согласии с тайным приказом все-таки надеявшегося на победу России Коджона, на стороне России сражалась Корейская вольная дружина под командованием доверенного лица корейского государя, бывшего начальника над корейским населением приграничных китайских областей Ли Бомюна (1856–1940). В Петербург с тайной миссией к Николаю II был послан летом 1905 г. вернувшийся из Японии Ли Ёнъик. В то же время, не понимая сути антироссийской и прояпонской линии правительства президента Т.Рузвельта, Коджон, по рекомендации Мин Ёнхвана, послал еще в ноябре 1904 г. освобожденного из тюрьмы Ли Сынмана — к тому времени ставшего протестантом-методистом и уже хорошо известного американским миссионерам и дипломатам — с тайной миссией к президенту США, естественно, закончившейся неудачей. Опираясь на поддержку общественного мнения, Коджон ответил отказом на наглое требование японской стороны о передаче необрабатываемых земель Кореи в аренду японским предпринимателям, однако общего хода постепенной колонизации страны этот акт переломить не мог. Рупором Коджона должна была стать тайно финансировавшаяся двором газета «Тэхан мэиль синбо», одновременно издававшаяся также и на английском языке (под названием «Korean Daily News») бывшим дворцовым переводчиком Ян Гитхаком (1871–1938) и английским журналистом Эрнестом Бетеллом (1872–1909). Официально зарегистрированная на имя неподсудного корейским или японским властям английского подданного Бетелла, газета могла позволить себе смелую антияпонскую линию и стала к концу 1900-х годов одним из центров радикального антияпонского и прозападного христианского национализма.

Рис. 7. Ли Бомджин (1852–1911) — первый (с июля 1900 г. по начало 1906 г.) дипломатический посланник Кореи в России. После подписания Договора о протекторате (18 ноября 1905 г.) по тайному указанию Коджона остался в Санкт-Петербурге. Указом Николая II на его содержание выплачивалось пособие. Находясь в эмиграции, Ли Бомджин поддерживал тесные связи с национально-освободительным движением в своей стране, оказывая ему политическую и финансовую поддержку. Покончил жизнь самоубийством в знак протеста против аннексии Кореи. Похоронен в Санкт-Петербурге.

В то же время Коджону даже в голову не приходило обратиться к рядовым подданным Кореи с призывом подняться на борьбу за независимость страны, хотя стихийные бунты против произвола японской военщины, насильственных мобилизаций и реквизиций вспыхивали в 1904–1905 гг. в целом ряде районов Кореи. Именно отчуждение режима Коджона как от традиционных крестьянских масс, так и от зарождавшегося стоя мелких и средних торговцев и предпринимателей и предопределило в конечном счете неудачу всех его попыток удержать на плаву тонущий корабль «Корейской Империи». В то время как Коджон продолжал опасливо относиться к таким современным формам гражданской организации, как политическое общество (сказался неприятный опыт с «Обществом Независимости»!), японцы повели активную борьбу за умы и сердца средних слоев, организовав в августе 1904 г. с помощью своей марионетки, жившего в Японии с 1895 г. торговца и промышленника Сон Бёнджуна (1857–1925), общество Ильчинхве («Единение и Прогресс»). Это общество, возглавлявшееся частью бывших активистов «Общества Независимости» и лидеров тонхак и объединявшее заинтересованных в «новых знаниях» мелких чиновников, землевладельцев и торговцев, использовало антироссийскую пропаганду с позиций «желтого» расизма (Россия объявлялась «вечным врагом всей желтой расы») для мобилизации десятков тысяч своих членов на перевозку японских армейских грузов, строительство железной дороги Сеул — Ыйджу и т. д. Расистская пропаганда Ильчинхве должна была «подготовить почву» для принятия японского господства наиболее активными и заинтересованными в усвоении современной культуры слоями корейского общества, парализовать развитие национального сознания на антияпонской основе.