Симона Берто - Эдит Пиаф

рассказу. Она не сдавалась.

- А где же среди всего этого пение?

- А вот где! Я вкалывал не только ради куска хлеба, но и

ради свободы, ради права делать то, что я хочу. Все остававшиеся

деньги я тратил на пластинки Мориса Шевалье и Шарля Трене. Я

умирал от желания стать такими, как они. Для меня они были самыми

великими! Я знал наизусть все их песни. Я ходил их слушать, когда

они приезжали в Марсель. Дома перед зеркалом я копировал их

жесты. Я работал так часами и был счастлив. И вдруг однажды мне

удалось спеть в одной забегаловке на окраине. Для меня это был

"Альказар".* Именно в этом кабачке мне пришлось изменить фамилию.

"Иво Ливи,- сказал мне хозяин,- это плохо. Слишком типично и не

звучит".

______________

* "Альказар" - старейший французский мюзик-холл; он был основан

в 1852 году.

Интересно, как я себе придумал псевдоним. Когда я был

маленьким,- помнишь, я тебе рассказывал,- мама не любила, чтобы я

околачивался на улице. Она плохо говорила по-французски и кричала

мне в окно по-итальянски: "Ivo, monta!... Ivo, monta!..." Я

вспомнил об этом, взял французское имя, а monta* превратил в

Монтана.

______________

* Monta (итал.) - поднимайся.

Я выступал сначала в маленьких третьесортных залах, потом во

второсортных и, наконец, добрался до "Альказара". Его хозяин

Эмиль Одифред. Ему я обязан началом своей карьеры. Он ко мне

великолепно относился. Он говорил: "Вот увидишь, сынок, в Марселе

тебя ждет мировая слава". И мы оба смеялись. Но в первый вечер

меня колотило от страха...

Когда в Марселе люди идут в театр, они несут с собой

автомобильные гудки, помидоры, тухлые яйца с намерением пустить

их в дело, если что-то не понравится. Со мной все прошло отлично,

даже устроили овацию. Но овациями сыт не будешь! Однако имя мое в

Марселе знают. Вернись я туда хоть завтра, увидишь, как меня

встретят!

Война все поломала. Я стал рабочим-металлистом, точнее,

формовщиком. Это очень вредно для легких. Мне выдавали три литра

молока в день. Потом я стал докером.

- Наверно, молока не любил.

- Любил, но на заводе рабочий день от и до, пробиваешь

карточку в проходной. У докеров более свободный распорядок. Я мог

петь и не бояться, что меня вышибут с работы.

Я прекрасно понимал, что в Марселе настоящей карьеры не

сделать, поэтому все бросил и подался в Париж. И мне повезло. В

феврале 1944 года я выступил в "АВС".

- Интересно, мы могли там с тобой встретиться. Ну и как?

Успешно?

- Не очень. Галерка назвала меня стилягой из-за моей куртки!

- А с февраля до августа что ты делал?

- Выступал в кино, брался за все, что попадалось под руку,

но главным образом голодал, как последний пес.- Ив широким, уже

"пиафовским", жестом разводил руками.- Как видишь, жизнь у меня

была нелегкая. Жизнь у меня была трудная".

Мы с Эдит переглянулись. Воспоминания нахлынули на нас. "Трудная жизнь"... Мы знали, что это такое. Но мы и не мечтали о школе до пятнадцати лет, о маме, которая запрещает шляться по улицам, о папе, который работает, о настоящей семье... Это было не про нас.

Воспоминания детства Ива, которого мы считали родным и близким, неожиданно отдалили его. Но все, что было позднее, нас сближало. У Эдит были те же чаяния: имя на афише, сцена, поднимающийся занавес, свет рампы, успех. Да, они все-таки были одной породы: обоих снедало стремление добиться большего, чем другие, оба были объяты яростной жаждой жизни и победы.

Когда они сходились лицом к лицу, я гадала, кто кого съест. Но пока Ив был смирным. Он любил Эдит и ждал от нее всего. Но так не могло продолжаться вечно!

Ив рассчитывал, что она будет расспрашивать его о женщинах, о победах. Но это не интересовало Эдит. Ив обижался. Ему хотелось, чтобы она знала, что он неотразим, что любая баба готова на все ради его прекрасных глаз...

Эдит это не волновало: она была убеждена, что до нее у мужчины могли быть только случайные встречи. Любовь с большой буквы начиналась с нее.

С Ивом Эдит вступила в область неизведанного. Она открыла в себе способности, о которых раньше не подозревала: талант создавать "звезд". Это пьянило сильнее вина.

По прошествии нескольких дней она решила, что теперь ей о нем известно достаточно.

- Ты должен петь о всем том, о чем ты мне рассказал. Покажи руки.

Он протянул ей ладони, как будто хотел, чтобы она предсказала ему судьбу.

- Твои руки - это руки рабочего, пробивавшего карточку в проходной завода, это руки докера, на них были мозоли, и ты этого не забывай никогда. С такими руками выходят из народа, и нужно, чтобы народ об этом знал. Теперь остается найти, кто бы стал писать для тебя песни. И это самое трудное. Тебе нужны песни, из содержания которых ты сможешь вылепить свой образ и вдохнуть в него жизнь. Но чтобы сжиться с ним, ты должен хорошо себя чувствовать в его шкуре. Я хочу, чтобы ты пел о любви, ты для этого создан.