Симона Берто: Эдит Пиаф

Все упали на колени, осенили себя крестным знамением и закрыли "заведение". Тем хуже для клиентов! Нельзя все сразу - и доходы, и чудеса!

Эдит было семь лет.

Приехал папа Гассион. Он был счастлив. Эдит такая, как все, она видит! У него нормальный ребенок.

Около года Эдит ходила в школу. Ей столько нужно было узнать. Но "приличные" люди были шокированы.

Когда отец приехал в Верней, кюре прочел ему мораль.

- Нужно увезти ребенка. Вы должны понять, ее присутствие - скандал! Пока девочка не видела, ее еще можно было держать в "доме" такого рода, но теперь! Какой пример для маленькой невинной души! Этого нельзя допустить.

И вот "маленькая невинная душа" выброшена на улицу. Теперь ей предстоит жить с отцом. Эти годы не были для нее счастливыми. Эдит часто мне рассказывала о них с горечью. Отцу же все казалось забавным, и он охотно вспоминал об этом времени.

С восьми до четырнадцати лет он таскал за собой Эдит по кабачкам и бистро, по улицам и площадям, городам и деревням.

Позднее, возвращаясь к этому периоду своей жизни, Эдит рассказывала:

"Я столько исходила с папой дорог, что у меня ноги должны

были бы стереться до самых колен.

Моя работа состояла в сборе денег. "Улыбайся,- учил отец,

тогда больше дадут".

Чего только он ни придумывал, чтобы заработать на выпивку.

Мы заходили в кафе. Он высматривал женщину, которая выглядела не

слишком злой, и говорил мне:

- Если ты что-нибудь споешь этой даме, у тебя будут деньги

на конфеты.

Я пела, он меня подталкивал к женщине. Тогда и другие

что-нибудь давали. Потом, правда очень ласково, он все отбирал:

- Дай-ка мне, я спрячу.

Так и жили.

Отец мне никогда этого не говорил, но я знала, что он любит

меня. Я ему тоже ничего не говорила.

Однажды вечером я пела в кафе в каком-то шахтерском поселке,

в Брюэ-ле-Мин, кажется. За одним столиком сидела супружеская

чета, они слушали меня, но их лица выражали явное неодобрение.

Женщина обронила:

- Она сорвет себе голос.

Нужно сказать, что уже в то время я пела во всю силу легких.

- Где твоя мама?- спросила женщина.

- У нее нет матери,- ответил отец.

Тут они стали очень ласковы и начали давать всякие советы, а

через час, угостив отца вином, а меня лимонадом, объявили отцу,

что готовы взять на себя все заботы обо мне: отправят в пансион,

будут учить петь, меня удочерят, а отцу дадут много денег. Отец

так разозлился, что, казалось, разнесет все вокруг.

- С ума сошли? Моя девочка не продается. Матери у нее,

может, и нет, зато тетенек - хватает.

Действительно, недостатка в них не было. Отец все время их

менял.

Наглости ему было не занимать. Он придумал трюк, который

всегда удавался. Закончив выступление, он поднимал платок,

лежавший на "ковре", вытирал руки и объявлял:

- Теперь малышка соберет деньги, а затем, чтобы вас

поблагодарить, сделает три сальто-мортале вперед и назад!

Я обходила зрителей по кругу, возвращалась к отцу, и тогда,

дотронувшись до моего лба, он восклицал:

- Дамы-господа, у кого из вас хватит жестокости заставлять

малютку делать сальто с температурой сорок градусов? Она больна.

На ваши деньги я поведу ее к врачу. Но я честный человек, и то,

что обещано, будет сделано. Если хоть один из вас потребует, она

будет прыгать.

И медленно обходя зрителей, продолжал:

- Пусть тот, кто на этом настаивает, поднимет руку.

Однажды это чуть не кончилось плачевно. Кто-то стал

ругаться:

- Деньги уплачены, пусть прыгает. Знаем мы ваши штучки.

Но отца нелегко было сбить с толку:

- Хорошо. Пусть будет по-вашему. Она вам сейчас споет "Я

потаскушка".

Через три недели после его отъезда

Я спала со всеми его друзьями.

Да, меня надо было высечь.

Я потаскушка.

Мне было девять лет."

Так Эдит спела на улице в первый раз. Отец отказался от мысли сделать из нее гимнастку. Он говорил: "У этой девочки все в горле и ничего в руках!"

Нет, он был неплохим отцом, он делал больше, чем мог. Он, может быть, и плохо поступал: у Эдит была целая куча мачех. Вероятно, с одной ей было бы лучше, но среди них попадались и хорошие женщины. В детстве Эдит чаще меня наедалась досыта. Я бы предпочла быть на ее месте, жить с моим отцом, а не с матерью. Он бы охотно взял меня, но не мог же бедняга таскать с собой еще одного ребенка? И с Эдит ему хватало забот!

глава вторая. "Моя консерватория - улица"

Пока Эдит работала с папашей Гассионом, я мало что знала о ней. Мне было лет пять-шесть, когда я услышала о чуде. В зависимости от настроения моя мать то смеялась над ним, то возмущалась.