Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Зримым подтверждением этого поучения служила и детская комната младенца – сына Ёсихито, Такамацу. Она была украшена флажками всех стран мира. Не были представлены там только Россия, Франция и Германия [324]. Франция была союзницей России, Германия вела себя не слишком последовательно, пытаясь не поссориться ни с Японией, ни с Россией.

В России разворачивалась революция, государственная машина обнаруживала признаки некомпетентности и распада. Подданные Мэйдзи демонстрировали своими шествиями лояльность, подданные Николая II – рост антиправительственных настроений. В самом начале года, 9 января, на Дворцовой площади Петербурга была расстреляна мирная демонстрация.

Мэйдзи же отпраздновал Новый год как обычно. Правда, на банкете, за исключением представителей дипломатического корпуса, других иностранцев не пригласили. Все подданные императора были облачены в парадные мундиры с золотым шитьем, которые сильно смахивали на военные. Из всех людей, находившихся на службе японского двора, только доктор Бёльц был во фраке [325]. Эстетические идеалы менялись. Стремление быть незаметным сменилось лозунгом «Все напоказ!». Мишурное золото и развевающиеся знамена определяли лицо эпохи.

Но не только золото и знамена. В этом году отмечался тысячелетний юбилей поэтической антологии «Кокин вакасю» («Кокинсю») – «Собрание старых и новых японских песен». Она была составлена поэтом и придворным Ки-но Цураюки по императорскому указу. Считалось, что в эпоху, когда китайский письменный язык был при дворе намного более престижным, чем японский, создание этой антологии знаменовало собой начало возрождения собственной культуры. В «Кокинсю» собрано множество стихов, воспевающих весеннюю сакуру. Китайские же поэты отдавали предпочтение сливе. В антологии тоже есть стихи о сливе, но во время войны особую актуальность приобретала именно сакура. По случаю юбилея Ки-но Цураюки присвоили очередной придворный ранг.

В январе после длительной и кровавой осады пал Порт-Артур. Английские газеты наперебой поздравляли своего союзника. На страницах «Лондон стандарт» генерал Ноги ответил короткой благодарностью, в которой, в частности, сказал, что эта победа не заслуживает похвалы, ибо слишком много людей полегло на поле боя. Однако японские газеты взяли другой тон. Стали говорить, что японцы соединяют в себе воинские доблести спартанцев и мудрость афинян. Свои победы японцы в то время желали видеть в международном преломлении.

Ноги Марэсукэ

После падения Порт-Артура многим взятым в плен русским офицерам разрешили вернуться домой под расписку о том, что они больше не будут участвовать в военных действиях. Вильгельм II наградил Ноги орденом императора Фридриха. Точно так же, как и командовавшего обороной Порт-Артура Стесселя. Это было время, когда еще ценили не только храбрость победителей, но и мужество побежденных.

Подготовка к празднованиям по случаю взятия Порт-Артура началась чуть ли не в самом начале войны. Потом планировалось взять крепость и ко дню рождения Мэйдзи (3 ноября), и к открытию зимней сессии парламента, но удалось это сделать только сейчас. Патриотический угар охватил всю Японию. Праздничные бумажные фонарики и национальные флаги сметались с прилавков. Для подавляющего большинства японцев взятие Порт-Артура являлось прежде всего долгожданным актом возмездия за то, что Россия отобрала его у Японии. У домохозяек вошла в моду прическа «высота 203», якобы напоминавшая по форме ту самую высоту, с которой генерал Ноги обстреливал из тяжелых орудий Порт-Артур. Школьники маршировали по улицам, демонстрируя недетскую лояльность. В стройных колоннах находились и мальчики, и девочки. Старшее поколение японских женщин о таком равенстве не могло и мечтать. Японские девочки теряли в женственности, но зато прибавляли в мужественности.

Россию стали называть «бумажным медведем», раздавались все более громкие голоса, что теперь-то японская армия запросто домарширует до Байкала. В Японию стали прибывать суда с 30 тысячами плененных защитников Порт-Артура. На станциях, где останавливались составы с узниками, собирались молчаливые толпы. Люди хотели посмотреть на своих противников. Они были православными, многих из них размещали в буддийских храмах. Контроль над содержанием заключенных осуществляла французская миссия.