Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Военные успехи Японии были достигнуты не только благодаря победам на фронте. В России японцы имели разветвленную агентурную сеть, в которой были задействованы сотни подданных императора Мэйдзи, работавших парикмахерами, поварами, продавцами, проститутками. Японское командование имело детальнейшие сведения о дорогах, коммуникациях и дислокации российской армии. Японская разведка активно закачивала в российских социалистов, известных своими «пораженческими» настроениями, деньги и оружие [326].

Особенно известную роль сыграл в этом отношении полковник Акаси Мотодзиро (1864–1919). Через него финансировалось революционное движение в России. До войны он служил военным атташе в Петербурге, а после разрыва дипломатических отношений вместе со всем персоналом посольства переправился в Стокгольм. Там проживало немало финнов, высланных из России по политическим соображениям. С их помощью Акаси организовал закупку в Швейцарии 25 тысяч винтовок и свыше 4 миллионов патронов. Часть оружия переправили в Лондон. После этого купили 315-тонный пароход «Джон Графтон», который доставил оружие в Финляндию [327]. Однако после того, как 4 и 6 сентября две партии оружия были выгружены, «Джон Графтон» налетел на мель и его пришлось взорвать. Подавляющая часть оружия попала в руки полиции. «Джон Графтон» сел на мель без помощи российской контрразведки, которая не смогла помешать осуществлению операции.

Свой доклад о деятельности в Европе Акаси назвал совсем не по-шпионски – «Ракка рюсуй» («Опавшие цветы и поток воды»). Это выражение – метафора сострадания и любви: влюбленный цветок-мужчина падает вниз, а вода принимает его в свои объятия. Он, разведчик Акаси, словно цветок «упал» в волны Мирового океана, по водам которого он слал российским революционерам оружие. Акаси был не только шпионом. Он был еще поэтом и художником. Поэтом и художником Великой Японской Империи.

Японские шпионы, конечно, помогали революционерам в России, но не стоит думать, что эта помощь могла оказать хоть сколько-нибудь существенное влияние на ход боевых действий. В мае случилась Цусима – балтийский флот потерпел жуткий разгром. Перед началом сражения на флагмане «Микаса» взвилось боевое напутствие: «Жизнь и смерть империи зависят от этого сражения, пусть каждый сделает все, что в его силах». В этом поражении русского флота трудно винить Акаси. Теперь Россия могла вести войну только на суше.

Однако, несмотря на все победы, ближайшее будущее представлялось японскому командованию весьма туманным. Оно понимало: военный, людской и ресурсный потенциалы России, если оценивать их с точки зрения долгосрочной перспективы, были несомненно выше. Япония начала войну первой, первой она стала и добиваться мира. Наиболее здравомыслящие государственники еще до начала войны отдавали себе отчет в том, что Япония может выдержать только один год боевых действий. К затяжной войне страна была не готова. Ни материально, ни психологически – японцы не имели исторического опыта ведения длительных войн.

По просьбе министра иностранных дел Комура Дзютаро, в качестве инициатора переговоров о мире выступил американский президент Теодор Рузвельт. Сообщение о его предложении было встречено общественным мнением в штыки. Однако правительство 10 июня согласилось на переговоры.

Хотя российские «патриоты» требовали войны до победного конца, война не пользовалась популярностью в стране, было немало случаев массовой сдачи в плен, Россия не выиграла ни одного крупного сражения, революционное движение подтачивало силы империи. Поэтому голоса сторонников скорейшего заключения мира становились все слышнее и в российской элите. 12 июня Россия ответила на предложение американского президента положительно, однако она медлила в части практического осуществления переговорной идеи. Последним аргументом в пользу скорейшего мира стала оккупация японцами Сахалина. Считается, что к высадке на Сахалин Японию подтолкнул Рузвельт, чтобы Россия стала сговорчивее.

Передовые части 13-й дивизии высадились на Сахалине 7 июля. Регулярных войск на Сахалине находилось совсем немного, пришлось вооружать каторжан. Несмотря на обещание за каждый месяц участия в обороне списывать по году заключения, дружинники сдавались сотнями. Единого руководства не существовало, с самого начала ставка была сделана на партизанскую войну. Среди защитников острова погибло 800 человек, в плену оказалось более четырех с половиной тысяч. Потери японской армии составили 39 человек [328]. По свидетельству очевидца, японские солдаты «массы мирных жителей избивали без всяких причин, женщин насиловали, других женщин и детей рубили и расстреливали так же, как мужчин; русских каторжников множество и массами расстреляли под предлогом, что „этот народ, мол, ни к чему не годный“; даже умалишенных больных повытаскивали из госпиталя и расстреляли; а другие массы каторжников, как скотов, перевезли в Де-кастри и бросили без пищи…» [329]. Отец Николай объяснял эти жестокости тем, что на Сахалине не оказалось иностранных корреспондентов.