Андрей Губин - Молоко волчицы

— Постой, Роман. Дай погутарить. Михей Васильевич, Арбелина-князя помнишь?

— Помню, — Михей сутулится, как от налетевшего ветра. Мысленно поблагодарив брата за помощь, он понял при упоминании Арбелина, что добром теперь не кончится тихий солнечный день с бережным шелестом камыша, с криками гусей на речке.

— Слова его на пиру помнишь?

— Ну?

— «Будете возвращаться в станицы — и захотят вас разоружить». Говорил он это? Или замстило тебе? Говорил!..

Неожиданно под ноги коня Коршака упал австрийский карабин.

— Берите! — выехал в нейтральные Игнат Гетманцев. — А кинжал не отдам — на нем серебра полфунта! И ружьецо у меня славное, потому как я живу охотничьим промыслом.

— На, черт с ней! — бросают казаки винтовки неходового калибра трофейные.

— Пулеметы сдайте! — приказывает Антон Синенкин, Коршак толкнул его, но поздно — приказ уже дан.

— Остановитесь! — кричит Саван Гарцев. — В присягу плюете! Оружие к бою!

— Отставить! — командует Спиридон. Обтер приклад карабина. — Пулеметы и винтовочки пока сохраним. Я еще не сдал сотню.

— Спиридон Васильевич, — начал Синенкин, но Спиридон оборвал его:

— Я командир сотни, и коли ты теперь не есаул, то я еще сотник, господин товарищ!

— Господин сотник, — с сожалением посмотрел на него комендант. — Мы пускаем вас в станицу. Идите.

— А через час в гости пожалуете?

— Готовь хлеб-соль, можно и в гости, все же станичники.

— И пожалуете в гости при винтовочках и шашечках?

— Мы всегда при них — обязаны, но можем прийти и без них.

— Гостям мы завсегда рады, и вот на сей случай мне и понадобится моя верная жена-винтовочка. Я ее кровью добыл! И от бога не отступлюсь тоже! Спиридон крупно перекрестился, и за ним закрестились казаки.

Тут снова выступил Михей.

— Бога нет! — хульно сказал он новые слова. — Все попы придумали, чтоб на шее трудящего народа ехать!

— А ты почем знаешь, что бога нет? Смотри, заваришь кашу внукам-правнукам хлебать не выхлебать! Кто ты таков, хорунжий, кавалер георгиевский или мужик?

— Мужик! — упрямо сказал старший брат.

— Сукин сын! — как плетью, хлестнул сотник.

— А ну сдай оружие! — взвился с конем Михей.

— Сдам, только допрежь башку срублю тебе, поганцу!

— Ах ты, волчья голова, сучье вымя! — со свистом потянул шашку Михей. — Погибай, контра!

— Погибнем — вырастет трава и прошумит казачью славу! — вновь беснуется Роман Лунь, поднимая дальнобойный наган.

— Я сам управлюсь с ним. Роман, — слезает с коня Спиридон. — Стань, гад, в позицию!

Михей легко спрыгнул с седла — джигит, — встал в изготовку.

— Шире круг! — распорядился кто-то, как на танцах.

— Сотворите молитву, — подсказывают братьям казаки.

Кое-кто закурил. Саван Гарцев ест хлеб с салом, запивая из фляжки.

— Что вы делаете, братья, — говорит Коршак. — Поединки давно запрещены. Мне тоже Арбелин дарил шашку. Будем держать их на врага иноземного. Обнимитесь с миром — и по домам все!

— Не лезь в семейные дела, — становится в позицию Спиридон. — Он мне лихой татарин, а не брат родной, ежели в бога не верует!

— На, смотри! — Михей распахнул бешмет, сорвал с себя нательный крест и швырнул его в траву.

Гул прошел по сотне, гнев, а Спиридон успокаивает казаков:

— Слушайте, други, ежели случится — похороните меня в могиле отцов, и, господа казаки, духом не падать, поминать весело — с вином, песнями и бабами, а мужиков из станицы гнать, гнать в три шеи!

— Стойте! — кричит Коршак.

Куда там! Сотней не разнять — Есаулова порода!

Да и опасно теперь разнимать — бой завяжется, пусть уж лучше малой кровью решится семейный спор.

Клинки, даренные Арбелиным, скрестились. В полковой школе, на службе и на войне братья учились владеть кинжалом и шашкой. Но даже с турками и немцами так не бились молодцы — звон, свист булата. Красных человек полтораста да белых душ пятьдесят — замерли все, только руки нервно влиты в рукояти кольтов, маузеров и клинков. Круг ходил, как живая плазма яичного желтка на блюдце — по выгону. Потом резко вытянулся в сторону каменоломни, где братья ломали камень себе на хаты. Вот поединок идет над самой кручей яра — внизу шумит речка, за ней станица, и где-то там подворье Есауловых. Конники подталкивали то одного, то другого брата и на более ровное место; Но братья видели только одно: сердце друг друга, которое нужно поразить острой сталью, и круг с ровного выгона снова резко потек к терновым зарослям яра. В тернах Михей запутался, споткнулся, упал. Спиридон злобно вытянул противника по заду плашмя, как мальчишку, — не стал рубить, ожидая, пока поднимется брат. Но Михей ногами свалил Спиридона. Яростно секутся лежа. Клинки обагрены. Сталь сорвала одежду. У Михея тело крепкое, смуглое. У Спиридона бледное, в конопатинках. Оба стонут, катаясь в терновнике. Миг — и оба вскочили.