Наиболее драматическим моментом этого процесса стала работа 97 особых комиссий, посланных из Москвы непосредственно на места, в крупнейшие из подразделений Гулага, объединявшего порядка 65 лагерей. В состав каждой комиссии входили от 3 до 7 человек, включая представителей партии и государства и — для вящей «объективности и справедливости» — одного уже освобождённого и реабилитированного старого большевика, зачастую, правда, исключённого из партии. Все комиссии (зеки называли их «разгрузочными») получили полномочия рассматривать дела на месте и освобождать заключённых, обычно просто на основании снятия обвинения. Не все комиссии выносили справедливые решения, но большинство действовали по совести. За несколько месяцев они освободили более 100 тысяч заключённых (в том числе, ряд моих будущих знакомых), внеся существенный вклад в постоянно растущее общее число {35} 35 Моё изложение сюжета о комиссиях основано на двух различных, но, в целом, совместимых источниках: Реабилитация. Т. 2. С. 6–7, 193, 792–793 и Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 274–277, 286–289. См. также Adler. Gulag Survivor. P. 169–171; Микоян Анастас. Так было. — М., 1999. С. 595. По поводу «разгрузочных партий» см. Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 525. Многие из моих знакомых «возвращенцев» согласны с таким изложением. См. также рассказ сына Льва Каменева в газете Социалистическая индустрия. 1989. 11 января и Туманова. Шаг вправо… С. 195.
. [10] По некоторым оценкам, число освобождённых комиссиями зеков было много выше. См. Medvedevs. Unknown Stalin. P. 115.
К 1959 году большинство из выживших в лагерях, колониях, тюрьмах и ссылке жертв политических репрессий оказались на свободе {36} 36 Земсков В.Н. // Социологические исследования. 1991. № 7. С. 14.
.
Вскоре после речи Хрущёва возвращающиеся домой зеки стали привычным зрелищем в поездах и на улицах городов всего Советского Союза. В одинаковых лагерных телогрейках, зачастую не имеющие при себе ничего, кроме справки об освобождении с отметкой о пункте следования, железнодорожного билета и небольшой суммы денег на еду, они выглядели истощенными и состарившимися до срока {37} 37 См. Лакшин Владимир // Литературная газета. 1994. 17 августа; Grossman. Forever Flowing. Chap. 1; Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 556; Носов Е. // Никита Сергеевич Хрущёв. Под ред. Ю.В. Аксютина. — М., 1989. С. 98.
. Когда один такой бывший зек пришёл в комитет партии, смущаясь своего внешнего вида, другой бывший зек, работающий там, его успокоил: «Ничего, сейчас многие ходят по Москве в такой одежде» {38} 38 Антонов-Овсеенко. Портрет тирана. С. 451; Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 282.
.
Не все освобожденные из лагерей и ссылок поехали домой. Некоторым из них, арестованным по серьёзным политическим делам, было временно запрещено проживать в Москве и других крупных городах. Кроме того, не все депортированные народы получили право вернуться на историческую родину. А для очень многих понятия «дом» просто больше не существовало: годы заключения стоили им не только их семей, работы, собственности, но и чувства привязанности к чему-либо или кому-либо.
Сотни тысяч освобожденных — «благоразумные», по оценке Солженицына {39} 39 Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 470.
, — остались жить на обширных просторах уменьшившейся гулаговской империи, в основном в Сибири и в Центральной Азии. Одни оставались из-за новых семей, которыми успели обзавестись, или высоких зарплат, которые им, теперь уже вольнонаёмным, предлагали нуждавшиеся в рабочих руках местные предприятия. Другие -из-за отсутствия проездных документов, третьи — оттого что сердцем прикипели к этим суровым местам, а четвёртым просто некуда было ехать {40} 40 Примеры см. Негретов. Все дороги…; Гинзбург. Крутой маршрут. Ч. II; Выгон Михаил. Личное дело. — М., 2005; Мир после Гулага. С. 36–40. По поводу Казахстана см. Капелюшный Леонид // Известия. 1992. 17 декабря. Поэтические подборки о любви к этому краю появились в журналах «Простор» и «Байкал». См. также Adler. Gulag Survivor. P. 231–233.
. Много лет спустя, после того как лагерные вышки и ограждения из колючей проволоки были сметены бульдозерами, посетители этих мест продолжали натыкаться на страшные следы того, гулаговского, мира: лагерные строения, братские могилы, черепа. А в отдалённых столицах бывшего Гулага — Магадане, Норильске и Воркуте — можно было встретить живые свидетельства: самих бывших узников и их многочисленных потомков {41} 41 См. Hochschild. Unquiet Ghost; Thubron Colin. In Siberia. — New York, 1999. P. 38–48, а по поводу черепов — Евтушенко Евгений // Литературная газета. 1988. 2 ноября. О Воркуте после 1953 года, в частности, см. Новая и новейшая история. 1998. № 1. С. 35.
. (Для большинства из них вновь настали нелёгкие времена, когда постсоветское государство прекратило щедрое финансирование этих регионов.)
Читать дальше