В основе своей, темы и сюжеты данной публикации повторяют те, что были в первоначальном варианте статьи 1983 года, однако я существенно расширил их за счёт фактических данных, накопленных мною с тех пор. (Большинство примечаний содержат библиографию соответствующих публикаций, появившихся после 1983 года, многие из которых я читал в рукописи до того, как они смогли увидеть свет.) Эти новые материалы позволили мне сделать какие-то моменты моего повествования более полными или более наглядными, по сравнению с первоначальной версией статьи, а также, при сохранении главного фокуса на времени Хрущёва, добавить продолжение, включающее обзор дальнейших судеб «возвращенцев» и прочих жертв от 1964 года до наших дней.
Но даже сегодня, однако, я не называю имен всех тех, кто, положившись на моё обещание конфиденциальности, снабжал меня сведениями в конце 1970-х — начале 1980-х годов. Хотя большинства из них уже нет в живых, я предпочитаю сохранить инкогнито ряда личностей — отчасти из-за неопределённости ситуации в сегодняшней России, а, возможно, просто потому, что не люблю изменять данным обещаниям и некогда усвоенным привычкам.
Узники, возвращавшиеся из Гулага, были выжившими, в полном смысле слова — такими же, как те, кто вернулся живым из нацистских лагерей смерти. (Даже советские газеты впоследствии обвиняли Сталина в «геноциде своего народа».) {19} 19 Александр Прошкин // Советская культура. 1988. 30 июня.
И хотя, в отличие от гитлеровских лагерей, главной целью сталинских был принудительный труд, а не умерщвление, обращение и условия содержания в Гулаге и в огромной системе связанных с ним тюрем, этапов, колоний и спецпоселений были зачастую убийственными. Многие из тех 12–13 миллионов (а может быть, значительно большего числа) жертв, затянутых в недра этой системы в период между началом 1930-х и началом 1950-х годов, умерли там или были отпущены умирать на свободу [8] Не существует единого мнения по поводу того, сколько узников прошли через Гулаг за этот период, хотя в России и на Западе на этот счёт имеется весьма обширная (и противоречивая) литература (среди главных проблем — соотношение политических и уголовных элементов и количество повторных попаданий в лагерь). Я использую цифру, возможно, не новую и не окончательную, которую в последние годы приводит общество «Мемориал». Я также благодарен Стивену Уиткрофту и Александру Бабёнышеву (Максудову) за экспертную консультацию, хотя их цифры несколько другие.
. Большинство освобожденных в 1950-е годы были арестованы в 1940-е, то есть провели в лагерях «только» десять лет и меньше.
Факт выживания поэтому стал непростой и мучительной темой для тех, кто вернулся из Гулага — такой же мучительной, как для жертв нацистских лагерей {20} 20 См., напр., Шаламов Варлам. Колымские рассказы. — London, 1978; Гинзбург. Крутой маршрут. Ч. 2 и 3; Солженицын А.И. Один день Ивана Денисовича // Новый мир. 1962. № 11; Дьяков Борис. Повесть о пережитом. — М., 1966, а также Литературная газета. 2007. 4–10 июля.
. Кто выжил и почему? Одни выстояли, потому что были сильны духом и телом или так сложились обстоятельства: работа досталась менее тяжёлая или досрочно выпустили на поселение. Другие уцелели, став стукачами и сотрудничая, тем или иным способом, с лагерной администрацией. Многие из «возвращенцев», с которыми я беседовал, не желали говорить на эту тему, а если и говорили, то без упрёков в чей-либо адрес, но были и такие, которые обвиняли солагерников в продажном поведении и хотели, чтобы я также осудил их. (Один бывший зек показал мне семейный альбом с фотографиями 1930-х годов, из которого его жена, в отчаянной, но тщетной попытке спасти свою жизнь, грубо вырвала все карточки с изображением арестованного мужа — продиктованный паникой, нередкий поступок в годы террора {21} 21 См., напр., Кинг Дэвид. Отретушированная история. — Будапешт, 2002, а также Флиге Ирина // Горбачёвские чтения. 2007. № 5. С. 132; Яковлева Т. // Комсомольская правда. 1989. 12 июля.
. «Вот так же она вела себя и в лагере», — добавил затем этот человек.) Я последовательно избегал выносить подобные суждения, объясняя, что никогда не сталкивался с подобной ситуацией, где речь бы шла о выборе между жизнью и смертью, и потому не знаю, как я сам повел бы себя в тех обстоятельствах.
Точное число политических жертв, доживших до свободы, которая последовала за сталинской смертью в 1953 году, остается неизвестным и по сей день. Минимум 4–5 миллионов человек всё ещё находились в лагерях, тюрьмах, исправительно-трудовых колониях и в ссылке [9] Согласно архивным источникам, перед самой сталинской смертью в лагерях и колониях Гулага отбывали срок 2,7 миллиона заключённых и ещё 2,8 миллиона человек проживали в спецпоселениях. Суслов А.Б. // Вопросы истории. 2004. № 3. С. 125; История сталинского Гулага. В 7-ми томах. — М., 2004–2005. Т. 5. С. 90. По поводу этих цифр есть, по крайней мере, два сомнения. Принято считать, что половину заключённых в лагерях и колониях составляли уголовные элементы, но это получается слишком большая цифра. Что касается числа обитателей специальных поселений, которые предназначались в основном для депортированных социальных групп и народов, то оно может не учитывать тех, кто был переведён на поселение после отбытия срока в лагере, или тех, кто, как ряд моих знакомых, изначально был приговорён к ссылке. См., напр., дискуссию по этому вопросу в: История сталинского Гулага. Т. 5. С. 23–24, 90.
. К этому, однако, нужно прибавить ещё несколько миллионов родственников «врагов народа», или, в другой формулировке сталинского времени, «членов семей изменников Родины». (Кто-то отказался от репрессированной родни или умудрился скрыть родство с ними, но многие не стали или не смогли.) История всех этих побочных жертв террора, чьи супруги, родители или братья-сестры стали невольными виновниками их судьбы, как сказал о своей матери, великом, но запрещенном поэте Анне Ахматовой, зек Лев Гумилев {22} 22 Герштейн Эмма. Мемуары. — СПб., 1998. С. 355.
, до сих пор, по сути, так и не написана.
Читать дальше