Стивен Коэн - Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина

По сравнению с двумя последующими десятилетиями, хрущёвское руководство благоволило бывшим репрессированным, но отношение к ним снизу, со стороны бюрократического аппарата и общества, было далеко не однозначным. Среди чиновников встречались те, кто сочувствовал сталинским жертвам и оказывал поддержку, но большинство смотрело на вчерашних зеков «с подозрением». Партийное начальство называло реабилитацию «тухлой» и не доверяло людям с «нечистым» прошлым. (Особенно «нечистыми», в их глазах, были уцелевшие родственники уничтоженных Сталиным первых советских руководителей, в том числе вдова и дети Бухарина и дочь Рыкова Наталья.) Эти партийные и государственные функционеры ставили препоны на всём пути их возвращения, от освобождения до реабилитации. Даже в тех случаях, когда закон был на стороне зеков, бюрократы зачастую отказывались выдавать им необходимые документы, суды выносили решения не в их пользу, государственные чиновники отклоняли их обращения, академические начальники ставили на них клеймо «невыездной», а секретари парткомов наказывали издателей, одержимых «манией борьбы за справедливость». «Клеймо-то снято, а пятно осталось», — эти слова одного чиновника, обращенные к реабилитированному зеку, вероятно, выражали позицию многих {65} 65 Сараскина. Александр Солженицын. С. 456; Adler. Gulag Survivor. P. 179 and passim (об участии в официальной оппозиции Молотова см. Голоса. С. 214). О других примерах обструкции см. Доднесь тяготеет. Под ред. Семена Виленского. Т. 1. — М., 1989. С. 5; Анохин Г. // Известия. 1988. 23 марта; Зарубин Н. // Там же. 1995. 31 марта; Лесная промышленность. 1989. 1 мая. По поводу Рыковой см. Московская правда. 1989. 19 февраля и 21 апреля. . Реакция общества также не была единодушной. Вернувшиеся зеки рассказывали много случаев проявления радушия и участия к ним, причём не только со стороны друзей и близких, но и совсем посторонних людей. Нарождающаяся либеральная интеллигенция и образованные молодые люди видели в них «нечто романтическое» и принимали «как героев». Так, пользовавшийся законным уважением и даже любовью Евгений Гнедин стал «героем поэмы» в одноимённой нашумевшей публикации {66} 66 По поводу приема см. Зараев // Огонёк. 1991. 15 ноября; Adler. Gulag Survivor. P. 186; Гинзбург. Крутой маршрут. С. 638–639. По поводу поэмы см. Корнилов Владимир // Московский комсомолец. 1866. 13 июля, а также Гнедин Евгений. Выход из лабиринта. — М., 1994; Орлова и Копелев. Мы жили в Москве. С. 59–63. О жизни Гнедина см. его мемуары Катастрофа и второе рождение. Amsterdam, 1977 и Cohen. Sovieticus. — New York, 1986 (exp. ed.). P. 104–107. . Однако многие рядовые граждане отнеслись к ним с враждебной подозрительностью — в основном, похоже, из-за мощного всплеска преступности, сопровождавшего массовую амнистию 1953 года (читатели, возможно, помнят позднесоветский фильм о тех событиях «Холодное лето 1953 года»), а также из-за прочно засевших в их сознании сталинских обвинений в адрес «вредителей, изменников и убийц». Разницы между освобождёнными уголовниками и политическими заключёнными они не видели {67} 67 По поводу амнистии см. Dobson Miriam // Jones Polly, ed. The Dilemmas of De-Stalinization. London, 2006. P. 21–40 и Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 474. .

Одна социальная группа имела все основания для опасений. К 20-летнему сталинскому террору так или иначе были причастны миллионы людей — от партийно-государственных аппаратчиков, которые исполняли приказы Сталина и сотен тысяч, если не миллионов, сотрудников НКВД, которые арестовывали, охраняли, пытали и расстреливали жертв, до бесчисленной армии стукачей и охочих до клеветы добровольных доносчиков, во множестве расплодившихся в мутной пене революции. Миллионы других оказались причастны косвенно, унаследовав должности, квартиры, собственность, а иногда и семьи (жён и детей) своих сгинувших сограждан. Два поколения советских людей строили свою жизнь и карьеру, опираясь на последствия террора, который не только «уничтожал честных людей, но и портил живых» {68} 68 Снегов // Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам, 18–21 декабря 1962 года. — М., 1964. С. 270. См. также Амлинский Владимир // Юность. 1988. № 3. С. 53. . [16] Государственная газета «Известия» позже призналась, что «ложный донос не раз становился лестницей для восхождения в гору». Известия. 1964. 3 июля. Тема морально-разлагающего воздействия террора на живых нашла отражение в романах Юрия Трифонова. См. ниже, прим. 140.

Конечно, были советские люди, которые противились соучастию в терроре и пытались помочь его жертвам — такие встречались даже среди прокуроров, следователей и лагерного начальства. Яркий пример: в недавно написанной, но неопубликованной статье петербургского историка B.C. Измозика рассказывается о судьбе ленинградского следователя НКВД Сергея Гот-Гарта, который в 1938 году написал Сталину письмо протеста против применения пыток при допросе политических заключённых — и выжил {69} 69 Родственники, естественно, ходатайствовали за своих близких, профессионалы, хотя и нечасто, за своих коллег. См., напр., Гончаров В.А. Просим освободить из тюремного заключения. — М., 1998; «Дорогой наш товарищ Сталин!». Под ред. Н.С. Черушева. — М., 2001; Академики в защиту репрессированных коллег // Вестник Российской Академии наук. 2002. № 6. С. 530–536. Иногда помощь пытались оказать друзья и совсем посторонние люди. См., Разгон. Непридуманное. С. 180–187; Таратута Евгения // Советская культура. 1988. 4 июня и Ходорковская Марина // Новая газета. 2005. 16–18 мая. Существуют сведения о сопротивлении террору со стороны некоторых прокуроров. См. Расправа: прокурорские судьбы. — М., 1990. О случаях сопротивления или помощи жертвам со стороны других служащих НКВД см. Жигулин. Черные камни. С. 262–264; Кон И. // Аргументы и факты. 1988. № 18; Чертков В. // Правда. 1989. 1 мая; Виноградова Галина // Литературная газета. 1997. 12 ноября. См. также Болдырева Е. // Советская культура. 1989. 14 сентября (о «хороших начальниках» в лагерях) и Яковенко Дмитрий // Звезда Востока. 1989. № 4. С. 64–85 (об одном раскаявшемся охраннике). !