Старцам это понравилось: не транжирил Никанор всуе казенные деньги, не беспутствовал вроде Варфоломея, остатние сдал, как положено.
Еще опосля отчет принесу, - посулил Никанор.
- Дай-ка сюда грамоту о том, как тебе жить велено, - попросил Азарий.
Никанор торопливо достал бумагу и передал келарю. Он был противен самому себе. Чего ради он суетится, спешит с оправданиями? Неужто вид оружия навел на него безотчетный животный страх?
Келарь Азарий принял грамоту и оглянулся на Корнея. Никанор в недоумении смотрел на обоих. Корней медленно качнул головой, и келарь, высоко подняв бумагу, разорвал ее на узкие полоски.
- Жить тебе, владыка, в архимандричьей келье, печься тебе о соловецкой братии. Мы государю непослушны учинились, а потому государев указ для нас не указ. - Азарий кашлянул, опять оглянулся на Корнея. - Вот... Да.. А ты ведай нами, как поставлено черным собором, а мы тебя ни в чем не подадим.
У Никанора выступили на глазах слезы. Он низко поклонился, сказал растроганно:
- Буду стоять с вами до конца и, коли надо, смерть приму за истинную веру.
Старцы одобрительно кивали головами, миряне же с Корнеем хранили гробовое молчание, и старцы быстро притихли.
"Господи! - сообразил тут Никанор, - да ведь черный-то собор ни дать ни взять - Петрушка на руке скомороха! Не черный собор дела вершит, а эти вот смерды с саблями. И Корней. Так кого же я выпестовал?! Доигрался сборищами на дворе монастырском, черных мужиков к кормилу поставил своими руками..."
Заговорил Геронтий:
- Люди зело озлоблены на отступников - архимандритов Иосифа и Варфоломея. Намедни Иосифа чуть не убили до смерти. Мы написали государю новую челобитную, что в старой вере будем стоять крепко и пастыри, присланные им, нам не надобны.
- Пора Иосифа и Варфоломея убрать из монастыря вкупе со свитой, чтоб не смущали народ, - согласился Никанор. - А мыслю я, дети мои, что ныне у нас с государем нелюбовь пойдет, да бог не выдаст. Не отступайте вы от старого благочестия и велики будете у Христа человеки. За то ныне мы страждем и обращаемся ко всем, чтоб от прелести отступления оберегались, и врагов креста Христова не устрашались, и мужски за благочестие предавались на разные муки и терзания или как кому бог благословит. Так учит нас великий мученик отец Аввакум. Аминь!
- Аминь! - хором отозвался черный собор.
Звякнуло оружие. Миряне поднялись с мест, словно нехотя подходили под благословение архимандрита и один за другим оставляли келью. Только один Корней стоял у дверей и, приподняв бровь, испытующе глядел на Никанора.
- "На муки и терзания за благочестие..." - медленно повторил он слова архимандрита и вдруг резко спросил: - А благословит ли архимандрит на оружный мятеж?
Снова в смертной тоске застыло сердце Никанора. Старцы, потупившись, молчали, за дверью слышалось приглушенное звяканье железа.
- То-то, - тихо, но твердо проговорил Корней и, уже шагнув через порог, добавил, обведя темным взглядом притихший собор: - Народ благословит!
* * *
Летели комья снега из-под копыт ямских лошадей, визжали полозья на крутых поворотах северного тракта по укатанной ветром снежной целине замерзшего двинского русла. Сотник московских стрельцов, понаторевший в разных щекотливых поручениях, Василий Чадуев кутался в овчинную шубу, дышал на застывшие пальцы и часто ощупывал в суме государевы грамоты19, которые вез он по царскому указу двинскому воеводе и мятежным Соловкам. А в грамотах говорилось:
"...За противность нововыбранных своевольством келаря, и казначея, и их единомышленников ко святой соборной и апостольской церкви и за непослушание Нам, Великому Государю, и Святейшим Вселенским Патриархам, того Соловецкого монастыря вотчинные села и деревни, соляные и всякие промыслы, и на Москве и в городах дворы со всякими запасами, и соль отписать на нас, Великого Государя. И из тех сел, и деревень, и от всяких промыслов денег, и всяких запасов, и соли, и разных покупок с Москвы и из городов в тот монастырь пропускать не велели до нашего, Великого Государя, указу".
"...А вы бы, слуги, служебники, и богомольцы всякого мирского чину, и работники, келаря и других соборных людей ни в чем не слушали и - до нашего, Великого Государя, указу - из Соловецкого монастыря вышли все в монастырские села, и в деревни, и на соляные промыслы, а им, противникам и непослушникам, келарю и казначею и их единомышленникам, наш, Великого Государя, указ за их непослушание и противность будет вскоре..."
Читать дальше