Владимир Толмасов: Сполохи (Часть 3)

- Повеления их не хулим, но новую веру их и учение не приемлем, промямлил Геронтий.

- А разве это не одно и то же? - живо спросил отец Сергий.

- Держимся мы старых преданий святых чудотворцев, и за их предания хотим все умереть вожделенно.

Корней смотрел на Геронтия и удивлялся: "Да что он, ошалел совсем? Несет ересь какую-то. Надо же!"

Отец Сергий положил перед собой на стол толстую книгу.

- Вот, привезли мы псалтирь со восследованием святого Зосимы-чудотворца. Приемлете ли ее как святую и честную?

Геронтий обалдело посмотрел на книгу.

- Слыхали мы, что такая книга есть, а кто написал, нам неведомо.

- Так ведь по ней Зосима правил службы всякие.

- И это нам неведомо. То делалось давно, егда нас и не было.

Отец Сергий вздохнул, пожевал губами и сказал:

- Не разберу я, вы все в самом деле дураки али только притворяетесь оными.

- Ну ты, сморчок, не замай, дух вышибу! - вскочил с места дьякон Сила и двинулся к архимандриту, но на пути встал Корней.

- Вижу я, далеко зашли, преподобные, дальше некуда. Пора и отдохнуть.

- За никонианина вступаешься, Корней!

- Я послан сюда отцом Никанором и несу перед ним ответ за ваше благочиние. Ступайте все спать, поздно уже...

Выпроводив старцев, Корней запер отца Сергия в келье и, оставив у дверей караул, пошел отдыхать...

Через неделю был готов ответ государю. Корней в сопровождении вооруженных мирян прошел в келью отца Сергия и вручил ему челобитную, подписанную всей монастырской братией и мирянами. В челобитной говорилось, что братия и мирские монастырские люди впредь обещают быть покорными и послушными государю, но просят не принуждать их к перемене предания и чина основателей монастыря Зосимы и Савватия, не присылать новых учителей, а лучше прислать на них свой меч царский и от сего мятежного жития переселить их в иное, безмятежное и вечное житие...

Дул холодный ветер с дождем. Отца Сергия вывели из кельи и повели под стражей к воротам, где ожидали его, трясясь от холода, разжалованные старцы Савватий Абрютин и Варсонофий и опухший от запойного пьянства князь Михаиле Львов, которых отец Сергий согласился взять с собой на Москву.

Корней побежал в дом, где в каморках содержались под караулом обезоруженные стрельцы. Подойдя ближе, он услышал разговор.

- А что, братцы, не учинить ли нам тем стрельцам свой указ? Побить их к бесовой матери - и дело с концом.

- Верно! А потом и Сергию, архимандриту, камень на шею да в воду.

- Хо-хо-хо! И концы в воду.

- Опасно, царю доложат - нам смерти не миновать.

- А мы и других, которые в лодье, на тот свет отправим. Скажем, морем, мол, разбило ихние суденышки, потонули царевы слуги.

- Эт-то можно...

- Значит, порешили! Пойду я гляну, нет ли кого...

Корней притаился за углом, видел: из дверей на крыльцо вышел служка Васька, зыркнул по сторонам глазами, успокоившись, потянулся и юркнул обратно. Корней - за ним. В полутьме разглядел, как Васька, согнувшись, отпирает замок, а трое караульных с обнаженными саблями напряженно ждут за его спиной.

- Самовольничаешь, Васька, - сказал Корней.

Служка вздрогнул, уронил отмычку, выпрямился. Те трое, завидев оружейного старца, замялись, вставили сабли в ножны.

- Да вот... - сбиваясь, проговорил Васька, - видим, что уезжают гости, решили проводить стрельцов.

- Добро, - насмешливо молвил Корней, - да не убейте по дороге. Ты, Васька, за них в ответе. Коли что с ними стрясется, первому башку снесу...

У ворот Ваську кто-то потянул за рукав. Оглянулся - поп Леонтий.

- Не удалось, голубок?

- Не вышло. Корней помешал.

- Опять этот Корней. Ох, дождется он, миленький, доиграется!

- Встретится он мне на узкой дорожке...

- Дай бог, голубок, дай бог.

И поп Леонтий засеменил прочь от ворот, огибая лужи и бормоча под нос не то молитву, не то ругань.

4

Незадолго до рождества собор десяти архиереев низложил Никона, лишил его почестей и сана и отправил на жительство в белозерский Ферапонтов монастырь. Не стало у церкви Никона, но реформы его ни архиерейский собор, ни царь отменять не собирались. Было разослано по всем монастырям и приходам соборное решение, что реформа Никона не его личное дело, а дело великого государя и православной церкви. Добивался Никон для себя единой высшей власти и думал, что уж достиг небывалых вершин, как папа Римский. Но Алексею Михайловичу надоело забавляться игрой в двух великих государей на Руси - он хотел царствовать один.

Пригодилось царю учение бывшего собинного друга, возводящее в божественные каноны неограниченную власть великого государя, а сам Никон стал ни к чему, только мешал патриарх и был непереносим из-за своего строптивого нрава. Не сумел Никон обуздать царскую власть, не удалось ему и церковь поставить над государством, зато, пользуясь его догматами, подмял под себя церковь Алексей Михайлович. Один Соловецкий монастырь ершился, выворачивался из-под царской длани и торчал, как бельмо в глазу...