Румер был страшно рад встрече со Львом. Гнетущее чувство, которое овладело им в Берлине, стало немного проходить. Ему пришлось на время отложить свои вычисления, поскольку приходилось всюду сопровождать Льва. Лев плохо говорил по-немецки, а, так как он был в Геттингене нарасхват, нужно было ему помогать. Юра переводил его доклад на заседании Математического клуба, был вместе с ним у Куранта и Эмми Нетер, на приеме у Эдмунда Ландау, устроенном в честь Шнирельмана. Молодой московский математик покорил Геттинген, и те маленькие недоразумения, которые всякий раз возникали вокруг него, никем не принимались в расчет.
Дело в том, что при всей своей необыкновенной скромности были две вещи, в которых Лев не знал удержу. Первая — это сказки, которые он сочинял в духе Салтыкова-Щедрина. В сказках этих тонкая игра слов и острая сатира, понятные только русскому человеку (помните, как у Салтыкова-Щедрина жители города Глупова делали разные глупости: щуку с яиц сгоняли, блинами острог конопатили), с плохим немецким языком Шнирельмана (сказки он свои Юре не давал переводить) становились немцам совершенно непонятными. И вторая: он вступал с немцами, даже очень далекими от симпатий к нацистам и вообще от политики, в отчаянные споры. Доказывал, что единственно правильный путь, который может выбрать человечество, — это коммунизм и что они тут все сошли с ума; одни распоясались, другие ослепли, и если кто не носит свастик, то это еще ничего не значит! Юре стоило больших трудов сглаживать эти споры. Под горячую руку Шнирельмана попал и совершенно безобидный корреспондент местной газеты, которому было поручено взять у молодого русского профессора интервью:
— Господин профессор, вы такой молодой и такой знаменитый, и наша газета была бы польщена, если бы вы что-нибудь в ней поместили.
— А что в ней помещать, когда я за все время ничего разумного в ней не читал! Впрочем, поместите там, пожалуйста, мое объявление, только бесплатно.
— Конечно, профессор.
— Пишите: «Профессор Шнирельман, проживающий в пансионе фрау Гроунау, намагничивает лезвия бритвы „Жилетт“».
— Да, профессор, но для чего?
— А я не знаю. Но, может быть, кому-нибудь нужно? Я намагничу. Не нравится это, поместите другое: «Профессор Шнирельман из Москвы, по глупости приехавший в Германию, готов добровольно сесть в концлагерь». А какие из лагерей навещали вы, господин журналист?
И прежде чем опешивший журналист нашел, что ответить, Шнирельман повернулся к Юре и сказал: «До чего же здесь мрачно».
Дня за три до этого Герта Бернинг устроила вечеринку в честь Юриного друга. У нее в это время гостила сестра. Матильда весь вечер не умолкала. Сначала она несла какую-то чепуху о важных графиках, которые построил ее отец, учитель гимнастики, обнаруживший, что зависимость возраста прыгающего от длины, на которую тот может прыгнуть, различна для представителей различных национальностей, а потом вдруг спросила Румера:
— Ну как, Румер, надеюсь, вы-то нас не боитесь?
— Кого это, Матильда?
— Ну как кого? Приверженцев Гитлера.
— Да что вы! А вы уже с ними?
— Да. Мой муж вступил в партию, и, знаете, все, что про нас говорят, ложь. Я-то могу это знать! Ну посудите сами, на свете очень много людей, которые не знают, как им жить, они не знают своего места в жизни, и у них все силы уходят на поиски жилища, поиски работы, пропитания. А мы этим людям помогаем — мы их сразу всем обеспечиваем. Вот, был у нас один коммунист, Шпайер, водопроводчик. Когда мой муж пришел забирать его в лагерь, они спокойно выкурили по сигарете, мой муж предложил ему немного пожить еще дома, если тот хочет, но Шпайер отказался. Они посидели, поговорили и тихонько пошли.
«Как ты тут живешь так долго?» — только и мог выговорить Шнирельман, когда они вышли на улицу.
В последний вечер Шнирельмана повели в кино. Пошли большой компанией. Владелец кинотеатра, на редкость симпатичный человек, очень любил молодежь и уже знал: если ведут гостя, надо крутить «Оперу нищих».
У Румера неожиданно для него сложились особые отношения с хозяином кинотеатра. Однажды, когда они еще с Милой были как-то в кино, Юра зацепился за гвоздик, торчащий на спинке сиденья, и выдернул маленький клочочек на пиджаке. Это его нисколько не расстроило, но, чтобы больше никто не пострадал, он решил предупредить хозяев. После сеанса он подошел к кассе и сказал, что сидел в таком-то ряду, на таком-то месте и что там торчит гвоздик.
Читать дальше