Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

Осип Борисович еще в молодые годы стал знаменит своими переводами. Впоследствии он стал выдающимся лингвистом. Знал 26 языков, среди них латинский, греческий, все западноевропейские языки, языки Востока. Он обладал блестящим даром поэта-переводчика, прекрасно знал историю и обычаи народов. Он писал: «Роль переводчика в литературе представляется мне во многих отношениях аналогичной роли исполнителя в музыкальном искусстве». Осип Борисович умер в Москве на 72-м году жизни в ореоле литературной славы, оставив после себя плеяду переводчиков, воспитанных в духе его принципа — «отойти от буквы переводимого произведения для того, чтобы приблизиться к духу и смыслу его» [20, с. 3].

Борис Ефимович был не очень доволен зыбкими, с точки зрения коммерсанта, профессиями старших сыновей и мечтал о хлебной профессии для младшего сына. Борис Ефимович решил, что, если «правильно направлять» мальчика, из него можно будет сделать хорошего инженера. Тем более что мальчик рано обнаружил математические способности и явную антипатию к древним языкам.

Классическая гимназия для этой цели не очень подходила. Преобладание в ней древних языков и почти полное отсутствие курса естествознания и физики приводило к тому, что молодые люди, окончившие гимназию, были похожи на слепых котят в новом техническом веке. Так, за курс обучения в классической гимназии (с 1-го по 8-й класс) русскому языку и словесности отводилось в неделю 24 часа, латыни — 34 часа, греческому языку — 24 часа, математике (включая арифметику в начальных классах) — 22 часа, физике — 6 часов (!), почти в 5 раз меньше, чем латыни [21, с. 122].

Поэтому, когда Юре исполнилось 10 лет, было решено отдать его в реальное училище, окончание которого хотя и не давало права поступления в университет, но открывало дорогу в технические учебные заведения. Старшие братья на всякий случай готовили Юру к поступлению в гимназию и понемногу учили его латыни. Они открывали ему учебник грамматики и наказывали выучить две страницы правил с примерами к вечеру наизусть. В гимназиях применялась именно такая методика. Юрий Борисович всегда считал себя недоучкой в латыни, возможно, из-за этой методики. Вообще за свою жизнь он выучил много языков, в том числе персидский и венгерский, и все языки ему обычно давались легко. Но из-за той же латыни он считал, что ему так и не удалось оправдать сложившуюся еще в далекие времена Космодемьянского переулка поговорку про семью Бориса Ефимовича, что «все Румеры говорят на всех языках».

В пользу реального училища говорило само время. В 1910 г. министром просвещения становится Кассо. При нем учебные заведения стали походить на полицейские участки. Особенно тяжело приходилось классическим гимназиям. Особым циркуляром Кассо запрещалось, например, учащимся гимназий находиться в вечернее время на улице даже в сопровождении родителей, воспрещались какие-либо развлечения в великий пост. Любая невинная шалость гимназиста трактовалась как преступление, порой даже как политическое. Директора гимназий были обязаны сдавать отчеты с подробным описанием поведения каждого ученика в течение всего года. Вот пример из архивных документов: «…24 апреля: опоздал на урок после большой перемены (речь идет об ученике VI класса одной из московских гимназий. — Авт. ) и на замечание директора придумывал фантастические оправдания. Постановлением совета — заключен на 6 часов в карцер с оповещением родителей. Кроме сего, пять воскресных дней, после посещения богослужения, арестовывается на три часа» [Там же, с. 8].

Строгие порядки в гимназии пугали родителей Юры не меньше, чем его антипатия к древним языкам. В отличие от дисциплинированных старших братьев Юра, веселый и задорный, практически неуправляемый, был готов на любую шалость. В последнее свое вольное лето перед поступлением в училище Юра сыграл шутку, которую отец долго ставил ему в укор.

Юра и его товарищи были страшно увлечены коллекционированием марок. И торговец марками в Мыльниковом переулке был для них кумиром и крезом. Чего только у него не было: и старые английские марки, и самые новые марки Северного Борнео. То, что они там видели, казалось им самым драгоценным, что только может быть на свете.

Собирание марок на том этапе кончилось для Юры печально — марки собирать ему запретил отец. Дело в том, что однажды, увидев у того же торговца марками конверт с адресом конторы Кука в Каире и замечательными марками на нем, Юра списал адрес конторы и написал туда письмо от имени своего отца. Он писал о том, что богатый русский негоциант хочет совершить путешествие из Каира в Хартум, а оттуда на верблюдах в Джибути (отец с матерью, кстати, только что вернулись из путешествия по Италии). В конторе Кука в Каире этому письму, очевидно, обрадовались, потому что ответ пришел по тем временам очень быстро, и Борис Ефимович получил неожиданное письмо из Каира в фирменном конверте конторы Кука с экзотическими марками. Из конторы писали, что они очень рады появлению такого богатого и знатного клиента и что все будет, конечно, обеспечено. Что касается верблюдов, то пусть это не волнует господина Румера, верблюды уже заказаны.