В наше время – эпоху начала господства техники – творчество становится чем-то таким, что оказывается предметом технического конструирования. Творчеству, как чему-то такому, что не дано, не открыто человеку извне, а уже присутствует в нём и виде «задатка креативности» – ведь «креативный человек» сотворён Богом, который сам творил мир из «ничего», – оказывается, можно «научить». Специалисты «по творчеству» ломают голову над тем, чтобы выработать технологию творчества. В самом деле, творчество становится, как и всё в нашем техническом мире, технологичным. И не в том только смысле, что доказывать теоремы в математике помогают современные программы и компьютеры, на базе которых они используются; аранжировать музыкальные произведения помогают также компьютерные программы и т. д. и т. п. Дело ещё и в том, что современные «специалисты по творчеству» – конечно, самые амбициозные из них – пытаются угадать алгоритм творчества. Ведь угадав его, они смогут стать вровень со своим Богом, который сотворил мир из «ничего». Хотя мне думается, что и здесь их подстерегают серьёзные трудности, ибо творение не может превосходить Творца [10]. Но это уже другая тема.
Итак, как мы только что увидели, в эпоху господства технического отношения человека к миру ценности меняются радикально. Творчество становится только (и только) изделием самого человека. В основании такого отношения к творчеству, на мой взгляд, лежит неприкрытая антрополатрия. Фигурально выражаясь, само творчество может «твориться» или выделываться человеком из самого себя так же как, допустим, выделывается из дерева стул, а из глины – ваза. Суть этого проекта проста: творчество из искусства превращается в ремесло (умение), которому организаторы «творческого процесса» берутся научить окружающих. Здесь уже нет никакой внешней зависимости человека – от божественного дара или замысла природы. Творчество, согласно этому подходу, имеет своим истоком человека, только его способности и только его намерения и цели. Таким образом, творчество превращается в креативность, а ещё точнее, редуцируется к креативности, целью которой является пересотворение (переконструирование) по человеческим лекалам окружающего мира и самого человека. В англоязычной литературе это получило уже устойчивое название – Redesigning of Nature.
В русском языке этот процесс можно увидеть и заметить гораздо лучше, чем в большинстве западноевропейских языков, которые получили в течение многих столетии латинизированную облицовку.
Дело в том, что русский язык обладает своеобразной совестью и стыдливостью\ которые не позволяют ему оглуплять понятия [193]«творчество» и «творческий». Именно поэтому русский язык привносит новый, а по сути чужой, термин «креативный», заимствованный от английского creative. Незамеченная подмена терминов может ввести, а по существу уже вводит, неподготовленное сознание в заблуждение. Дело в том, что креативность, лишь внешне напоминает творчество, по сути им совершенно не являясь.
Некоторые черты креативности
Уже первое приближение к анализу креативности позволяет увидеть в нём собственно креативное. Что же это?
1). Креативность именно как следствие лишённости внешней человеку данности – ведь создаваться нечто должно из «ничего», из «пустоты» – основывается на человеческом активизме. В основе креативности лежит деятельность (активность) голого и, если так можно выразиться пустого человека. Другими словами, человека бездарно-го. Ведь так и есть: креативный активист не полагается ни на какие внешние силы и дарения. Он самонадеянно полагается только на себя. В определённом смысле креативность и есть семантический синоним бездарности, понятой, конечно, не в ругательном, а в буквальном смысле этого слова. Но такое определение специфики креативности было бы недостаточным, ибо опиралось бы только на отрицание признака «быть одарённым». Как известно, отрицательные определения не являются правильными. 2). Что же может человеческий активизм обнаружить в условиях своей лишённости? Как проявляется этот активизм в обстоятельствах ему совершенно чуждых и даже враждебных? Креативный активизм имеет в своём распоряжении человеческую данность, «наполненную» лишённостью. В этих условиях креативному активизму ничего не остаётся, как только комбинировать «наличную лишенность» [194]. Не способный ничего создать – в буквальном смысле «сотворить» – креативный активист берётся «организовать», буквально – «сконструировать», а ещё точнее – сымитировать, процесс творения [195]. Именно поэтому креативный активист – это всегда имитатор. Запомним эту специфическую его черту.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу