Array Сборник статей - Творчество и развитие общества в XXI веке - взгляд науки, философии и богословия

Человек достигает творческой наполненности своего бытия в соотнесенности с Божественными Лицами и человеческими личностями [287]. «…Без Меня (χωρὶς ἐμοῦ) не можете (οὐ δύνασθε) творить (ποιεῖν) [288]ничего (οὐδέν)», – свидетельствует Второе Божественное Лицо, ставшее человеком (Ин. 15:5). При этом богословское понимание творчества, предполагающее актуализацию человеком своей богообразной свободы, неразрывно связанно с ответственностью перед Богом и людьми.

В предельной мере творчество реализуется в христианской аскетике, ориентированной на бескомпромиссное единение с Богом. «Аскеза не ограничивает творчества, наоборот, она освобождает его, потому что ставит его своей целью как таковое. Здесь на первом месте – творческая работа над собой, творческое созидание своего “Я”», – указывает протоиерей Георгий Флоровский [289].

Человеческое творчество тесно связано не только со свободой, но и с открытостью. Бог творит из ничего мир, который никак не дополняет и не умаляет полноту Его бытия. В высшем богословском понимании человек в общении с Божественными Лицами и с личностями сотворёнными тогда уподобляется Богу как Творцу, актуализируя в себе образ Божий как образ Творца, когда создаёт то, чего ещё нет, то, что не нужно для его индивидуализированной природы, что не связано с удовлетворением природных потребностей, с корыстью или эгоистической заинтересованностью. «Человек созидает себя самого в полном посвящении себя Богу. Он становится самим собой только в этом творческом процессе», – указывает протоиерей Георгий Флоровский [290]. «Это задача творческая, – поясняет также он, – ибо должно быть приведено к существованию нечто совершенно новое» [291]. Отец Георгий отмечает, что эта существенная христианская характеристика творчества предполагает аскетическую устремленность к Богу: «Творчество освобождается от всех видов утилитаризма только через аскетическую его интерпретацию» [292].

Протоиерей Георгий Флоровский характеризует христианскую аскезу следующим образом: «это деятельность, “выработка” своего истинного “Я”. Она динамична. Она содержит в себе стремление к бесконечному, вечный призыв, неуклонное движение вперед» [293]. При этом творчество, предполагающее соотнесенность человека с Божественными Лицами и человеческими личностями, неотделимо от любви. Поэтому творческое превосхождение христианином своих индивидуальных границ направлено не в неопределённую божественную беспредельность, а на Божественные Лица и человеческие личности. Митрополит Иоанн (Зизиулас) утверждает: «Личностность – это творчество. Это относится к человеческой личности и является следствием понимания свободы как любви и любви как свободы. Свободы не от, а для кого-либо или чего-либо иного, чем мы сами. Это делает личность экстатичной, то есть, выходящей из границ “самости” и превосходящей их. Однако этот выход не должен пониматься как движение к неизвестному и бесконечному; он представляет собой движение по утверждению иного» [294].

В богословском понимании уникальность человеческих ипостасей, составляющая одну из базовых предпосылок творчества, конституируется их личными отношениями с Богом. Обращаясь к категории собственного имени, митрополит Антоний (Блум) утверждает, что в предельном богословском смысле оно устанавливается Богом [295]в акте творения человека. При этом именно собственное имя указывает на уникальное отношение Бога к каждому сотворенному Им человеку. «…Если мы хотим представить себе всё значение имени для личности, которая его носит, – поясняет владыка Антоний, – может быть, допустимо сказать, что это то имя, то державное, творческое слово, которое произнёс Бог, вызывая каждого из нас из небытия, слово неповторимое и личное, и вместе с тем имя это определяет неповторимое, личное, ни с чем несравнимое отношение, которое связывает каждого из нас с Богом» [296]. В одной из своих бесед митрополит Антоний поясняет: «Это имя определяет нашу абсолютную и неповторимую единственность по отношению к Богу. Никто не может знать этого имени, так же как никто в конечном счёте не может так знать нас, как знает Бог; и вместе с тем из этого имени проистекает всё остальное, что может быть познано о нас» [297]. «Ищи имя», – призывает поэтому владыка Антоний, размышляя о межличностном общении [298]. А «если не найдешь имени, то не удивляйся, что никто не слышит: ты не зовешь», – заключает он, подчёркивая значимость творческого восприятия человека в его дарованной Богом уникальности [299].